Узник обернулся.
– Кто это сказал? – спросил Сен-Мар.
– Я, – проговорил д’Артаньян, появляясь перед губернатором. – Вы хорошо знаете, что на этот счет есть приказ.
– Не зовите меня ни сударем, ни монсеньором, – произнес узник голосом, проникшим в самое сердце Рауля, – зовите меня проклятым.
И он прошел мимо. За ним заскрипела железная дверь.
– Вот где несчастный человек, – глухо прошептал мушкетер, показывая Раулю камеру принца.
Едва д’Артаньян вошел со своими друзьями в комнату, которую занимал, как один из гарнизонных солдат явился к нему с извещением, что губернатор хотел бы встретиться с ним. Лодка, которую Рауль видел в море и которая торопилась укрыться в бухте, прибыла на Сент-Маргерит с депешей для мушкетера.
Вскрыв письмо, д’Артаньян узнал руку Людовика.
«Я полагаю, – писал король, – что вы уже выполнили мои приказания, господин д’Артаньян; поэтому немедленно возвращайтесь в Париж; вы найдете меня в моем Лувре».
– Вот и кончена моя ссылка! – радостно вскричал мушкетер. – Слава богу, я перестаю быть тюремщиком.
И он дал Атосу прочесть это письмо.
– Значит, вы покидаете нас? – с грустью спросил Атос.
– Чтобы быть неразлучно с вами, дорогой друг. Ведь Рауль – человек взрослый и отлично может отправиться с герцогом де Бофором; и он предпочтет, чтоб его отец возвращался в обществе д’Артаньяна, чем ехал бы в одиночестве двести лье до Ла-Фера. Не так ли, Рауль?
– Конечно, – невнятно проговорил Рауль с выражением нежного сожаления.
– Нет, друг мой, – перебил Атос, – я покину Рауля только в тот день, когда его корабль исчезнет на горизонте. Пока он во Франции, я не оставлю его.
– Как хотите, мой дорогой; но мы по крайней мере вместе уедем с Сент-Маргерит; воспользуйтесь моей шлюпкой, она довезет и вас и меня до Антиба.
– С величайшей готовностью. Мне хочется как можно скорее оказаться подальше от этой крепости и того зрелища, которое только что так опечалило нас.
Итак, трое друзей, простившись с губернатором, покинули маленький остров и в последних вспышках удаляющейся грозы в последний раз взглянули на белевшие стены крепости.
Д’Артаньян расстался со своими друзьями в эту же ночь; он успел увидеть на берегу Сент-Маргерит яркое пламя: то горела подожженная в соответствии с его указаниями по распоряжению Сен-Мара карета.
Обнявшись на прощание с Атосом, перед тем как садиться в седло, д’Артаньян сказал:
– Друзья мои, вы очень похожи на двух солдат, каждый из которых бросил свой пост. Что-то подсказывает мне, что Раулю в его служебных делах понадобится ваша поддержка, Атос. Хотите, я попрошу короля, чтобы и меня отправили в Африку с сотней молодцов-мушкетеров? Его величество не откажет мне, и я возьму вас с собой.
– Господин д’Артаньян, – ответил Рауль, с жаром пожимая руку, протянутую ему капитаном, – благодарю вас за предложение, превосходящее самые смелые упования графа, а также мои. Мне требуется занять свои мысли и физически уставать, так как я молод; графу же нужен полнейший покой. Вы – его лучший друг; поручаю его вашему попечению. Берегите его, и наши души в ваших руках.
– Надо трогаться в путь: вот и коню моему больше не терпится, – заметил д’Артаньян, у которого быстрая смена мыслей и тем в разговоре всегда была признаком живейших душевных переживаний. – Скажите, граф, сколько дней проведет тут Рауль?
– Не больше, чем три.
– А сколько дней вы собираетесь затратить на возвращение?
– О, точно не знаю, – ответил Атос. – Я не хочу слишком поспешно отрываться от моего дорогого Рауля. Время и без того с достаточной быстротой отнимет его у меня, и я не хочу, чтобы тому же способствовало пространство. Спешить я не стану.
– Вы не правы, друг мой. Медленная езда нагоняет тоску, и к тому же человеку вашего возраста отнюдь не подходит жить в придорожных трактирах.
– Я прибыл сюда на почтовых лошадях, но теперь хочу купить двух хороших лошадок. Чтобы привести их домой в свежем виде, нельзя гнать их больше семи-восьми лье за сутки.
– Где Гримо?
– Он приехал вчера рано утром, и я разрешил ему отоспаться как следует.
– Ну что же, возвращаться к этому больше нечего, – вырвалось у д’Артаньяна. – До свидания, Атос, и если вы поторопитесь, я буду иметь удовольствие вскоре снова заключить вас в объятия.
Сказав это, он занес ногу в стремя, которое держал ему Рауль.
– Прощайте, – сказал юноша, целуя его.
– Прощайте, – проговорил д’Артаньян, усаживаясь в седле.
Конь рванул с места и унес мушкетера.
Эта сцена происходила в предместье Антиба, перед домом, в котором остановился Атос и куда д’Артаньян велел привести после ужина свою лошадь.
Отсюда начиналась дорога, белая и расплывчатая в ночном тумане. Конь полною грудью вдыхал терпкий, солоноватый воздух, приносимый с солончаковых топей, обильных в этих местах.
Д’Артаньян пустил коня рысью. Атос и Рауль печально и медленно направились к своему дому. Вдруг они услышали приближающийся топот конских копыт. Они решили сначала, что это один из тех обманчивых звуков, которые вводят в заблуждение человеческий слух при каждом повороте дороги.
Но это и в самом деле был д’Артаньян, галопом возвращавшийся к ним. Они вскрикнули от радости и изумления, а капитан, соскочив на землю с юношеской прытью, подбежал к только что покинутым им друзьям и обнял сразу обоих, прижав к своему сердцу и того и другого. Он долго держал их молча в объятиях, и ни один вздох не вырвался из его груди. Затем, с той же внезапностью, с какой он вернулся, он уехал, пришпорив свою горячую лошадь.