Все приключения мушкетеров - Страница 102

102

Лорд Винтер не замечал ничего этого. Кончив рассказ, он подошел к столу, на котором стояла на подносе бутылка испанского вина и стаканы. Он налил два стакана и знаком предложил один из них д’Артаньяну.

Д’Артаньян знал, что отказать англичанину пить с ним – значит обидеть его. Он подошел к столу и взял стакан. Между тем он не терял из виду миледи, и в зеркале заметил в ней перемену. Она думала, что никто ее не видит, и потому не скрывала чувства жестокости, обнаружившегося на лице ее; она с усилием грызла платок зубами.

В это время вошла знакомая уже д’Артаньяну субретка; она сказала по-английски несколько слов лорду Винтеру, который попросил у д’Артаньяна позволения оставить его, извиняясь важностью дела, для которого его позвали, и поручил сестре своей заниматься с ним.

Д’Артаньян пожал руку лорду Винтеру и подошел к миледи. Лицо ее очень быстро приняло приятное выражение, и только красные пятнышки на платке показывали, что она искусала себе губы до крови.

Губки ее были великолепны как коралл.

Разговор принял веселый оборот. Миледи казалась совершенно успокоенною. Она рассказала, что лорд Винтер не брат ей, что она была замужем за меньшим братом его, оставившим ее вдовой с ребенком, единственным наследником лорда Винтера, если он не женится. Все это показывало д’Артаньяну, что тут скрывается какая-то тайна, но он еще не понимал, что именно.

Впрочем, через полчаса д’Артаньян убедился, что миледи была его соотечественница: она говорила по-французски так чисто и изящно, что в этом нельзя было сомневаться.

Д’Артаньян рассыпался в вежливостях и уверял ее в своей преданности. На всю эту болтовню нашего гасконца миледи благосклонно улыбалась. Пора было домой. Д’Артаньян откланялся и вышел из ее гостиной счастливейшим человеком на свете.

На лестнице он встретил хорошенькую субретку, которая при встрече слегка толкнула его, и, покраснев до ушей, извинилась таким приятным голоском, что не было возможности сердиться.

На другой день д’Артаньян опять был там и был принят еще лучше, чем накануне; лорда Винтера не было дома, и миледи весь вечер занималась с ним. Казалось, что она принимала в нем большое участие, спрашивала, откуда он родом, кто его друзья и не намерен ли он поступить на службу к кардиналу.

Мы знаем, что д’Артаньян был очень рассудителен для своего возраста; разговор этот напомнил ему о подозрениях его относительно миледи и он расхвалил кардинала, и сказал, что охотно поступил бы в его гвардию, если бы познакомился с господином де Кавуа вместо де Тревиля.

Миледи незаметным образом переменила разговор и самым небрежным светским тоном спросила д’Артаньяна, бывал ли он в Англии.

Д’Артаньян ответил, что ездил туда по поручению г-на де Тревиля для переговоров о покупке лошадей и даже привез оттуда четырех на образец.

В продолжение разговора миледи два или три раза кусала губы: этот гасконец вел хитрую игру.

В тот же час, что накануне, д’Артаньян удалился. В коридоре ему снова повстречалась хорошенькая Кэтти – так звали субретку. Она посмотрела на него с таким выражением, не понять которое было невозможно, но д’Артаньян был слишком поглощен ее госпожой и замечал только то, что исходило от нее.

Д’Артаньян приходил к миледи и на другой день и на третий, и каждый вечер миледи принимала его все более приветливо.

Каждый вечер – то в передней, то в коридоре, то на лестнице – ему попадалась навстречу хорошенькая субретка.

Но, как мы уже сказали, д’Артаньян не обращал никакого внимания на эту настойчивость бедняжки Кэтти.

II. Обед у прокурора

Между тем дуэль, в которой Портос сыграл столь блестящую роль, отнюдь не заставила его забыть об обеде у прокурорши. На следующий день, после двенадцати часов, Мушкетон в последний раз коснулся щеткой его платья, и Портос отправился на Медвежью улицу с видом человека, которому везет во всех отношениях.

Сердце его билось, но не так, как билось сердце у д’Артаньяна, волнуемого молодой и нетерпеливой любовью. Нет, его кровь горячила иная, более корыстная забота: сейчас ему предстояло наконец переступить этот таинственный порог, подняться по той незнакомой лестнице, по которой одно за другим поднимались старые экю мэтра Кокнара. Ему предстояло увидеть наяву тот заветный сундук, который он двадцать раз представлял себе в своих грезах, длинный и глубокий сундук, запертый висячим замком, заржавленный, приросший к полу, сундук, о котором он столько слышал и который ручки прокурорши, правда немного высохшие, но еще не лишенные известного изящества, должны были открыть его восхищенному взору.

И кроме того, ему, бесприютному скитальцу, человеку без семьи и без состояния, солдату, привыкшему к постоялым дворам и трактирам, к тавернам и кабачкам, ему, любителю хорошо покушать, вынужденному по большей части довольствоваться случайным куском, – ему предстояло наконец узнать вкус обедов в домашней обстановке, насладиться семейным уютом и предоставить себя тем мелким заботам хозяйки, которые тем приятнее, чем туже приходится, как говорят старые рубаки.

Являться в качестве кузена и садиться каждый день за обильный стол, разглаживать морщины на желтом лбу старого прокурора, немного пощипать перышки у молодых писцов, обучая их тончайшим приемам бассета, гальбика и ландскнехта и выигрывая у них вместо гонорара за часовой урок то, что они сберегли за целый месяц, – все это очень улыбалось Портосу.

Правда, Портос знал предрассудки того времени, представлявшие прокуроров скупыми до мелочности; но как кроме некоторых припадков скупости, которую он всегда находил неуместною, прокурорша казалась ему довольно щедрою по своему званию, то он надеялся найти дом ее в хорошем виде.

102