Все приключения мушкетеров - Страница 126

126

Мысли его были не отрадны; с тех пор как он приехал в Париж, в продолжение двух лет он постоянно вмешивался в общественные дела; собственные же его дела не подвигались вперед, ни в отношении любовных интриг, ни в приобретении богатства.

Единственная женщина, которую он любил, была мадам Бонасьё; она исчезла, и он не мог узнать, что с ней сделалось.

Он, бедняк, сделался врагом кардинала, то есть человека, перед которым дрожали самые сильные люди королевства, начиная с короля.

Этот человек мог уничтожить его, но он этого не сделал. Прозорливому уму д’Артаньяна это снисхождение подавало надежду на лучшую будущность.

Притом он приобрел еще врага, хотя не такого опасного, по его мнению, но все-таки он сознавал инстинктивно, что нельзя им пренебрегать: этот враг была миледи.

Взамен всего этого он приобрел покровительство королевы, но покровительство ее в то время навлекало еще больше гонений, а она очень мало могла защитить от них: примером тому служат Шале и мадам Бонасьё.

Самый верный выигрыш его при этом состоял в бриллианте в пять или шесть тысяч ливров, который он носил на руке, хотя д’Артаньян и решился хранить этот бриллиант, чтобы при случае посредством его иметь доступ к королеве; но в настоящее время он имел не больше ценности как булыжники, валявшиеся под ногами его.

Д’Артаньян размышлял об этом, прогуливаясь один по красивой дороге, которая вела из лагеря в деревню Ангутен; в задумчивости он ушел дальше, чем предполагал, а день склонялся уже к вечеру, как вдруг при последних лучах солнца ему показалось, что вблизи за плетнем блеснуло дуло ружья.

Д’Артаньян имел зоркий глаз и быстрое соображение; он понял, что ружье не могло попасть туда само собой, и что человек, державший его, прятался за забором не с добрым намерением. Он решился бежать, но в то же время увидел за камнем по другой стороне дороги дуло другого ружья.

Очевидно, что была засада.

Д’Артаньян взглянул на первое ружье, и с некоторым беспокойством заметил, что оно опускалось по направлению к нему, но лишь только дуло ружья остановилось неподвижно, он бросился на землю. В то же время раздался выстрел, и он слышал, как пуля пролетела со свистом над его головой.

Нельзя было терять времени; д’Артаньян вскочил, и в ту же минуту пуля из другого ружья разбросала булыжник на том самом месте, где он лежал.

Д’Артаньян не любил храбриться без пользы как люди, которые ищут смерти для того чтоб о них сказали, что они не отступили ни на шаг; притом же д’Артаньян попал в западню, и храбрость была бы неуместна.

«Если будет третий выстрел, я погиб!», – думал он, и побежал со всех ног к лагерю. Гасконцы славятся легкостью на бегу; но как ни быстро было его бегство, однако первый выстреливший успел снова зарядить ружье и выстрелил так удачно, что пуля пробила шляпу д’Артаньяна и отбросила ее за десять шагов от него.

Так как у д’Артаньяна не было другой шляпы, то он на бегу поднял прежнюю, прибежал на квартиру, усталый и бледный, молча сел и задумался.

Можно было предполагать три различные причины этого происшествия.

Первая, и самая естественная, – засада со стороны жителей Ла-Рошели, которые не потеряли бы случая убить одного из гвардейцев его величества, потому что все-таки у них было бы одним врагом меньше, и сверх того у этого врага мог бы быть в кармане туго набитый кошелек.

Д’Артаньян взял шляпу, рассмотрел дыру, пробитую пулей, и покачал головой. Пуля была не ружейная, а из пищали; верность выстрела уже прежде навела его на мысль, что выстрел был сделан не из обыкновенного оружия; итак, засада была не военная, потому что пуля не калиберная.

Это могло быть следствием немилости кардинала. Еще в ту самую минуту, когда он заметил дуло ружья, он мысленно удивлялся великодушию кардинала в отношении к нему. Но кардинал редко прибегал к подобным средствам с людьми, которых мог уничтожить одним словом.

Это могло быть мщение миледи.

Это было всего вероятнее.

Он напрасно старался припомнить черты лица, или платье убийц; он убежал от них так быстро, что не успел ничего заметить.

«Ах! Добрые друзья мои, где вы? И как вы мне нужны!» – подумал д’Артаньян.

Д’Артаньян провел ночь очень дурно; три или четыре раза он вдруг просыпался; ему представлялось, что кто-то подходит к его кровати, чтоб убить его. Но ночь прошла без приключений.

Д’Артаньян не сомневался, что если убийцам не удалось достигнуть цели в первый раз, то попытка может повториться.

Он пробыл весь день дома, оправдываясь перед самим собою тем, что погода была ненастная.

На другой день в 9 часов ударили тревогу. Герцог Орлеанский объезжал посты. Гвардейцы выстроились, и д’Артаньян занял свое место между товарищами.

Герцог проехал по рядам; потом все старшие офицеры подошли к нему, между прочими и капитан гвардии Дезессар.

Минуту спустя, Д’Артаньяну показалось, что Дезессар делал ему знак, чтоб он подошел к нему; он ожидал нового знака своего начальника, опасаясь, не ошибся ли он, но знак повторился; он вышел из рядов и подошел выслушать приказание.

– Герцог вызывает желающих принять на себя опасное поручение, которое сделает честь тем, кто его исполнит, и я предупреждаю вас, чтобы вы были готовы.

– Благодарю, капитан! – отвечал д’Артаньян, ничего столько не желавший как отличиться в глазах главнокомандующего.

Действительно, ла-рошельцы сделали ночью вылазку и овладели снова бастионом, взятым два дня тому назад королевскою армией; надо было сделать отчаянную рекогносцировку, чтоб узнать, как армия охраняла этот бастион.

126