Миледи, бледная как смерть, хотела кричать, но оледеневший язык ее мог издать только глухой звук, похожий больше на вой зверя, чем на человеческий голос; прижавшись к темным обоям, с распущенными волосами, она казалась страшным изображением ужаса.
Атос медленно поднял пистолет, вытянул руку, так что пистолет почти касался лба миледи, и сказал спокойным голосом, выражавшим самую непоколебимую решимость:
– Вы сейчас же отдадите мне бумагу, которую подписал кардинал, иначе, клянусь вам, я убью вас.
Миледи могла бы еще не поверить другому, но она знала Атоса; несмотря на то, она осталась неподвижною.
– Даю вам одну секунду на размышление, – сказал он.
Миледи видела по выражению лица его, что он готов выстрелить; она быстро поднесла руку к груди, достала из-за пазухи бумагу и подала ее Атосу.
– Возьмите и будьте прокляты! – сказала она.
Атос взял бумагу, засунул пистолет за пояс, подошел к лампе, чтоб увериться, что это та самая бумага, которую он требовал, развернул ее и прочел:
...«Все, что сделает предъявитель этой бумаги, сделано по моему приказанию и для блага государства.
3 декабря 1627 года
– Теперь, – сказал Атос, – надевая плащ и шляпу, – когда я вырвал тебе зубы, змея, кусай, если можешь.
И он вышел из комнаты, не оглянувшись.
У ворот он увидел двух людей и лошадь, которую они держали.
– Вы знаете, господа, кардинал приказать отвезти эту женщину, не теряя времени, к порту Ла-Поент и не оставлять ее, пока она ни взойдет на корабль.
Так как эти слова действительно согласны были с полученным ими приказанием, то они почтительно поклонились. Атос вскочил на лошадь и поскакал в галоп, но вместо того чтоб ехать по дороге, он поехал через поле, сильно погоняя лошадь и по временам останавливаясь и прислушиваясь.
Во время одной из этих остановок он услышал на дороге топот нескольких лошадей. Он не сомневался, что это кардинал со своим конвоем и тотчас выехал на дорогу в двухстах шагах от лагеря.
– Кто идет? – закричал он издалека, когда увидел всадников.
– Это, кажется, наш храбрый мушкетер, – сказал кардинал.
– Да, это он, – отвечал Портос.
– Господин Атос, – сказал Ришелье; – благодарю вас за ваши услуги. Господа, мы приехали. Поезжайте налево; пароль: «Король и Ре».
Сказав это, кардинал поклонился трем друзьям и поехал с конюхом направо; он провел эту ночь в лагере.
Когда кардинал отъехал, Портос и Арамис сказали:
– А ведь он подписал бумагу, о которой она просила!
– Знаю, потому что она у меня, – сказал Атос.
И трое друзей не сказали больше ни слова до самой квартиры, кроме пароля на оклики часовых.
Мускетона послали передать Планше, что просят его господина после смены с караула прийти немедленно на квартиру мушкетеров. С другой стороны, как предвидел Атос, миледи, найдя у ворот людей, ожидавших ее, без возражений последовала за ними. Она хотела было сначала возвратиться к кардиналу и все рассказать ему, но Атос, со своей стороны, также мог бы рассказать многое; она сказала бы, что Атос повесил ее; но Атос сказал бы, что она заклеймлена; и потому она рассудила, что лучше пока умолчать, ехать, куда приказано и со свойственным ей искусством исполнить возложенное на нее грудное поручение, а потом, исполнив все к удовольствию кардинала, просить его удовлетворить ее мщению.
Пробыв в дороге всю ночь, к семи часам утра она была у форта ла Поент, в восемь часов села на корабль, а в девять часов корабль, о котором было объявлено, что он едет в Байону, снялся с якоря и отправился в Англию.
Д’Артаньян, придя к друзьям своим, застал их всех троих вместе. Атос размышлял, Портос закручивал усы, а Арамис читал прекрасный маленький молитвенник в голубом бархатном переплете.
– Я надеюсь, господа, – сказал он, – что вы имеете сообщить что-нибудь очень важное, иначе предупреждаю, что не прощу вас за то, что вы заставили меня прийти, не дав мне отдохнуть после ночи, проведенной за взятием и срытием бастиона. Ах, как жаль, что вас там не было, господа! Дело было жаркое!
– Мы были в другом месте, где также было не холодно! – отвечал Портос, крутя усы.
– Тише, – сказал Атос.
– О! – сказал д’Артаньян, заметив, что Атос слегка нахмурил брови, – да у вас, кажется, есть новости.
– Арамис, – сказал Атос, – вы, кажется, завтракали третьего дня в гостинице «Парпальо».
– Да.
– Каково там?
– Что касается до меня, то я ел очень худо; третьего дня был постный день, и там ничего не было кроме скоромного.
– Как! – сказал Атос, – в приморском городе в гостинице нет рыбы.
– Они говорят, – отвечал Арамис, принимаясь снова за чтение молитв, – что плотина, которую строит кардинал, выгоняет рыбу в море.
– Да я не об этом спрашивал вас, Арамис, – сказал Атос; – я спрашивал вас, свободно ли вам там было, и не беспокоил ли кто вас!
– Кажется, докучливых посетителей не было. Да, действительно, Атос, в этом отношении нам будет недурно в «Парпальо».
– Пойдемте же в «Парпальо», – сказал Атос, – потому что здесь стены тонки как писчая бумага.
Д’Артаньян, привыкший к манерам своего друга и угадывавший тотчас по одному слову, жесту или знаку его, что он хотел сообщить что-нибудь важное, взял Атоса под руку и вышел с ним, не говоря ни слова. Портос следовал за ними, разговаривая с Арамисом.
Дорогой встретили Гримо; Атос сделал ему знак, чтоб он шел за ними; Гримо, по обыкновению, повиновался молча; он, несчастный, наконец, почти разучился говорить.
Пришли в трактир «Парпальо»; было семь часов утра и начинало рассветать. Трое друзей заказали завтрак и вошли в комнату, в которую, по словам хозяина, к ним никто не мог прийти.