– Мне кажется, – сказал д’Артаньян, в котором храбрость всегда соединялась с благоразумием, – что мы могли бы найти какое-нибудь уединенное место на берегу моря.
– Где увидели бы нас вчетвером и через четверть часа донесли бы кардиналу, что у нас идет совещание.
– Да, – сказал Арамис, – Атос прав: madvertantur indesertis.
– Отправиться в пустыню было бы теперь очень кстати, – сказал Портос, – но где ее найти?
– Нет такой пустыни, где бы птица могла пролететь над головой и рыба вынырнуть на поверхность воды, или кролик выбежать из своей норки; а я думаю, что птицы, рыбы и кролики сделались шпионами кардинала. Поэтому лучше сделаем так, как хотели; да и нельзя уже теперь отказаться без стыда. Мы держали пари, которого настоящей причины, я уверен, никто не угадает; чтобы выиграть его, мы пробудем час в бастионе. Может быть, на нас нападут, а может быть, и нет. Если не потревожат нас, то мы поговорим на свободе, и никто нас не услышит, потому что у стен бастиона, наверное, нет ушей. Если же нападут на нас, то мы все-таки поговорим о наших делах и в то же время, обороняясь, покроем себя славой. Вы видите, что, во всяком случае, это выгодно.
– Да, – сказал д’Артаньян, – но мы как раз поймаем пулю.
– О, любезный друг, – сказал Атос, – вам хорошо известно, что самые опасные пули не те, которые посылает неприятель.
– Но кажется, что для подобного предприятия нам следовало бы, по крайней мере, взять ружья.
– Вы глупы, друг мой Портос, зачем обременять себя бесполезною ношей?
– Я не нахожу бесполезным, бывши в виду неприятеля, иметь с собой хорошее ружье, дюжину патронов и пороховницу.
– Разве вы не слыхали, что сказал д’Артаньян? – спросил Атос.
– А что сказал д’Артаньян? – спросил Портос.
– Д’Артаньян сказал, что сегодня при ночной атаке было убито восемь или десять французов и столько же ла-рошельцев.
– Так что же?
– Их не успели еще обобрать, потому что были дела поважнее.
– Так что же?
– Мы возьмем их ружья, пороховницы и патроны, и вместо четырех ружей и двенадцати пуль у нас будет пятнадцать ружей и сотня готовых зарядов.
– О, Атос! – сказал Арамис, – ты действительно великий человек.
Портос наклонил голову в знак согласия.
Один д’Артаньян, казалось, не был убежден.
Вероятно, и Гримо разделял его мнение, потому что, видя, что они продолжают идти к бастиону, в чем он до сих пор сомневался, он дернул своего господина за полу платья.
– Куда мы идем? – спросил он знаком.
Атос показал ему на бастион.
– Но, – сказал на том же безгласном диалекте Гримо, – мы ведь оставим там свои кости.
Атос поднял глаза и палец к небу.
Гримо поставил на землю корзину и сел, опустив голову.
Атос вынул из-за пояса пистолет, зарядил его, осмотрел кремень и поднес дуло к уху Гримо.
Гримо тотчас вскочил на ноги. Тогда Атос сделал ему знак, чтоб он взял корзину и шел вперед.
Гримо повиновался.
Из этой пантомимы Гримо выиграл только то, что из арьергарда перешел в авангард.
Дойдя до бастиона, четыре друга оглянулись.
Более трехсот солдат разных полков собрались у выхода из лагеря, и между ними можно было различить де Бюзиньи, драгуна, швейцарца и четвертого, участвовавшего в пари.
Атос снял шляпу, надел ее на конец шпаги и поднял вверх.
Все зрители отвечали на его приветствие громким «ура», дошедшим до слуха мушкетеров.
После чего все четверо исчезли в бастионе, куда прежде всех вошел Гримо.
Как предвидел Атос, на бастионе никого не было, кроме двенадцати мертвых тел французов и ла-рошельцев.
– Господа, – сказал Атос, принявший на себя начальство над экспедицией, – пока Гримо накроет стол, подберем, прежде всего, ружья и патроны; впрочем, за этим делом мы можем и разговаривать. Эти господа не услышат, – прибавил он, указывая на мертвых.
– Но все-таки лучше сбросить их в ров, удостоверившись прежде, что карманы их пусты, – сказал Портос.
– Да, – сказал Атос, – но это дело Гримо.
– Так пусть же Гримо обыщет и перебросит через стену, – сказал д’Артаньян.
– Зачем же, – сказал Атос, – они могут нам пригодиться.
– Мертвые могут нам пригодиться? – сказал Портос. – Ты с ума сошел, любезный друг.
– Не осуждайте, как сказал кардинал, – отвечал Атос. – Сколько здесь ружей, господа?
– Двенадцать, – отвечал Арамис.
– Сколько зарядов?
– Сотня.
– Это именно столько, сколько нам нужно. Зарядим ружья.
Четыре мушкетера принялись за дело. Когда они зарядили последнее ружье, Гримо показал знаком, что завтрак подан.
Атос кивнул головой, указал Гримо на одну нишу, и Гримо понял, что он должен стоять там на страже.
Чтобы вознаградить его за эту скучную обязанность, Атос позволил ему взять с собой хлеба, пару котлет и бутылку вина.
– Теперь будем завтракать, – сказал Атос.
Четыре друга сели на землю, поджав ноги, как турки или как портные.
– Ну, теперь не опасно, чтобы нас подслушали, – сказал д’Артаньян, – надеюсь, что, наконец, ты сообщишь нам свою тайну.
– Я доставляю вам вместе и удовольствие, и славу, – сказал Атос. – Я заставил вас сделать прекрасную прогулку; вот превосходный завтрак, а там через бойницы видно пятьсот человек, которые принимают нас или за сумасшедших, или за героев, что почти одно и то же.
– Но в чем же твоя тайна? – сказал д’Артаньян.
– Тайна моя состоит в том, – сказал Атос, – что вчера вечером я видел миледи.
Д’Артаньян подносил стакан ко рту; но при имени миледи рука его задрожала так сильно, что он поставил его на землю, чтобы не пролить.