Все приключения мушкетеров - Страница 146

146

Арамис взял перо, подумал несколько минут, написал прекрасным, мелким, женским почерком восемь или десять строк; потом медленно, как будто взвешивая каждое слово, прочел следующее:

...

«Милорд.
«Особа, пишущая вам эти строки, имела честь скрестить с вами шпагу в маленькой загородке Адской улицы. Так как с тех пор вы несколько раз называли себя другом этой особы, то она считает долгом доказать вам свою дружбу полезным советом. Два раза вы едва не сделались жертвой близкой родственницы вашей, потому что вы не знаете, что до вступления в брак в Англии она была уже замужем во Франции. Но в третий раз, т. е. теперь, вы можете погибнуть. Родственница ваша уехала ночью из Ла-Рошели в Англию. Наблюдайте за ней, потому что ее замыслы велики и ужасны. Если вы желаете знать, на что она способна, то прочитайте ее прошедшее на левом плече».

– Вот это прекрасно! – сказал Атос. – Вы пишете, как государственный секретарь, любезный Арамис. Лорд Винтер будет внимательно наблюдать за нею, и если бы даже письмо попало в руки самого кардинала, мы не будем скомпрометированы. Но как слуга, который поедет, может остановиться в Шательро и уверить нас, что был в Лондоне, то дадим ему с письмом только половину суммы и пообещаем другую половину по получении ответа. Бриллиант у вас? – продолжал Атос.

– Еще лучше, у меня есть деньги.

И д’Артаньян бросил мешок на стол; при звуке золота Арамис поднял глаза, Портос вздрогнул, Атос остался неподвижен.

– Сколько денег в этом мешке? – спросил он.

– Семь тысяч ливров, луидорами в двенадцать франков.

– Семь тысяч ливров! – вскричал Портос, – этот дрянной маленький бриллиант стоил семь тысяч ливров?

– Кажется так, – сказал Атос, – потому что вот они; я не думаю, чтобы друг наш д’Артаньян прибавил своих денег.

– Но, господа, мы вовсе не думали о королеве, – сказал д’Артаньян. – Побережем немного здоровье ее любезного Бокингема; мы должны это сделать.

– Правда, – сказал Атос, – но это касается Арамиса.

– Что же я должен сделать? – спросил, краснея, Арамис.

– Очень просто, – сказал Атос, – сочинить еще письмо к ловкой особе, живущей в Туре.

Арамис взял снова перо, подумал и написал следующие строки, которые тотчас представил на одобрение друзей своих:

«Любезная кузина».

– А! – сказал Атос, – эта ловкая особа ваша родственница!

– Кузина, – сказал Арамис.

– Пусть будет кузина!

Арамис продолжал.

...

«Любезная кузина, его эминенция кардинал, которого да сохранит Бог для блага Франции и погибели врагов королевства, почти окончил дело с упрямыми еретиками Ла-Рошели: вероятно, английскому флоту не удастся даже подойти близко к крепости; осмелюсь даже сказать, что я уверен, что какое-нибудь важное событие воспрепятствует отъезду Бокингема. Кардинал самый знаменитый политик времен прошедших, настоящих и, вероятно, будущих. Он потушил бы солнце, если б оно ему мешало. Передайте эти новости сестре вашей, любезная кузина. Я видел во сне, что этот проклятый англичанин умер. Не могу припомнить от кинжала, или от яда, но я уверен только в том, что видел во сне, что он умер, а вы знаете, мои сны никогда не обманывают меня. Будьте спокойны, я скоро возвращусь к вам».

– Прекрасно! – сказал Атос. – Вы первый поэт в свете, любезный Арамис; теперь остается только написать на этом письме адрес.

– Это очень легко, – сказал Арамис.

Он кокетливо сложил письмо и написал:

...

«Девице Мишон, белошвейке в Туре».

Три друга смеясь, переглянулись между собой; они ничего не узнали.

– Теперь вы понимаете, господа, – сказал Арамис, – что только Базен может отвезти это письмо в Тур; моя кузина знает только Базена и к нему одному имеет доверие; никто другой не исполнит этого удачно. Притом Базен честолюбив и учен, Базен читал историю, господа; он знает, что Сикст Пятый прежде пас свиней, а потом сделался папой; а так как он хочет поступить в духовное звание вместе со мной, то и не теряет надежды сделаться со временем папой, или, по крайней мере, кардиналом; вы понимаете, что человек, имеющий подобные виды на будущее, не попадется, или если попадется, то выдержит пытку, но ничего не скажет.

– Хорошо, – сказал д’Артаньян, – я согласен на Базена, но позвольте же мне послать Планше; миледи однажды выгнала его из дому палками, а у Планше хорошая память, и я отвечаю вам, что если он увидит возможность отомстить, то скорее допустит избить себя, чем откажется от этого удовольствия. Дело в Туре ваше, Арамис, а в Лондоне мое. Итак, я прошу назначить Планше, который был уже со мной в Лондоне, знает немного по-английски и без труда найдет дорогу туда и назад.

– В таком случае, – сказал Атос, – надо дать Планше на дорогу семьсот ливров и столько же по возвращении; тогда из 7000 ливров останется у нас пять тысяч; мы возьмем каждый по тысяче ливров, чтоб употребить их, как кому заблагорассудится, и оставим капитал из тысячи ливров, который будет храниться у аббата на какой-нибудь непредвиденный случай или для общих надобностей. Согласны ли вы на это?

– Любезный Атос, – сказал Арамис, – вы говорите как Нестор, который был, как известно, мудрейший из греков.

– Так это решено, – сказал Атос, – Планше и Базен отправятся; признаюсь, я рад, что Гримо останется; он привык к моему обращению, и я дорожу им; вчерашняя прогулка наша, вероятно, не совсем понравилась ему, а это путешествие окончательно погубило бы его.

Позвали Планше и дали ему нужные наставления на дорогу; он был уже предупрежден д’Артаньяном, который, прежде всего, представлял ему о славе, ожидавшей его за исполнение этого поручения, потом о деньгах и, наконец, уже об опасности, которой он при этом подвергался.

146