– Я думаю, – сказал нищий, – что мне можно поручить дело потруднее и посерьезнее этого.
– А, – произнес Гонди, – значит, вы беретесь устроить за одну ночь десяток баррикад?
– Я берусь устроить пятьдесят и защищать их, если нужно будет.
– Черт возьми! – воскликнул Гонди. – Вы говорите с уверенностью, которая меня радует, и так как господин кюре мне ручается за вас…
– Да, ручаюсь, – подтвердил кюре.
– В этом мешке пятьсот пистолей золотом; распоряжайтесь ими по своему усмотрению, а мне скажите, где вас можно встретить сегодня в десять часов вечера.
– Для этого надо выбрать какой-нибудь возвышенный пункт, чтобы сигнал, данный с него, увидели бы во всех кварталах Парижа.
– Хотите, я предупрежу викария церкви Святого Иакова? Он проведет вас в одну из комнат башни, – предложил кюре.
– Отлично, – сказал нищий.
– Итак, – произнес коадъютор, – сегодня в десять часов вечера, и, если я останусь вами доволен, вы получите второй мешок с пятьюстами пистолей.
Глаза нищего засверкали от жадности, которую он постарался скрыть.
– Сегодня вечером, сударь, – отвечал он, – все будет готово.
Он отнес свой стул в церковь, поставил рядом с ним ведро, положил кропило, окропил себя святой водой из каменной чаши, словно не доверяя той, что была у него в ведре, и вышел из церкви.
До шести часов коадъютор побывал везде, где ему надо было, и возвратился в архиепископский дворец.
Ровно в шесть ему доложили о кюре прихода Сен-Мерри.
– Просите, – сказал коадъютор.
Вошел кюре в сопровождении Планше.
– Монсеньор, – сказал кюре, – вот тот, о ком я имел честь говорить вам.
Планше поклонился с видом человека, привыкшего бывать в хороших домах.
– Вы хотите послужить делу народа? – спросил его Гонди.
– О, конечно, – отвечал Планше, – я фрондер в душе. Монсеньор не знает, что я уже приговорен к повешению.
– За что?
– Я отбил у слуг Мазарини одного знатного господина, которого они везли обратно в Бастилию, где он просидел уже пять лет.
– Как его зовут?
– Монсеньор хорошо знает его: это граф Рошфор.
– Ах, в самом деле, – сказал коадъютор, – я слышал об этой истории. Мне говорили, что вы взбунтовали целый квартал.
– Да, почти что так, – самодовольно произнес Планше.
– Ваше занятие?
– Кондитер с улицы Менял.
– Объясните мне, как, при таком мирном занятии, у вас возникли такие воинственные наклонности?
– А почему вы, монсеньор, будучи духовным лицом, принимаете меня со шпагой на бедре и шпорами на сапогах?
– Недурной ответ, – произнес Гонди со смехом. – Но знаете ли, у меня, несмотря на мою рясу, всегда были воинственные наклонности.
– А я, монсеньор, прежде чем стать кондитером, прослужил три года сержантом в Пьемонтском полку, а прежде чем прослужить три года в Пьемонтском полку, был полтора года слугой у господина д’Артаньяна.
– У лейтенанта мушкетеров? – спросил Гонди.
– У него самого, монсеньор.
– Но говорят, он ярый мазаринист?
– Гм, – промычал Планше.
– Что вы хотите сказать?
– Ничего, монсеньор. Господин д’Артаньян состоит на службе, и его дело защищать Мазарини, который ему платит, а наше дело, дело горожан, нападать на Мазарини, который нас грабит.
– Вы сметливый малый, мой друг. Могу ли я на вас рассчитывать?
– Кажется, – отвечал Планше, – господин кюре уже поручился вам за меня.
– Это верно, но я предпочитаю, чтобы вы сами подтвердили это.
– Вы можете рассчитывать на меня, монсеньор, если только речь идет о том, чтобы произвести смуту в городе.
– Именно о том. Сколько человек можете вы набрать за ночь?
– Двести мушкетов и пятьсот алебард.
– Если в каждом квартале найдется человек, который сделает то же самое, завтра у нас будет настоящее войско.
– Без сомнения.
– Согласны вы повиноваться графу Рошфору?
– Я пойду за ним хоть в ад, – говорю без шуток, так как считаю его способным туда отправиться.
– Браво!
– По какому признаку можно будет отличить друзей от врагов?
– Каждый фрондер прикрепит к шляпе соломенный жгут.
– Отлично. Приказывайте.
– Нужны вам деньги?
– Деньги никогда не мешают, монсеньор. Если их нет, то можно обойтись, а если они есть, то дело пойдет от этого быстрее и лучше.
Гонди подошел к сундуку и достал из него мешок.
– Вот пятьсот пистолей, – сказал он. – Если дело пойдет хорошо, завтра можете получить такую же сумму.
– Я дам вам, монсеньор, подробный отчет в расходах, – сказал Планше, взвесив мешок на руке.
– Хорошо. Поручаю вам кардинала.
– Будьте покойны, он в надежных руках.
Планше вышел. Кюре с минуту задержался.
– Вы довольны, монсеньор? – спросил он.
– Да, этот человек показался мне дельным малым.
– Он сделает больше, чем обещал.
– Тем лучше.
Кюре догнал Планше, который ждал его на лестнице. Через десять минут доложили о кюре Святого Сульпиция.
Едва дверь отворилась, как в кабинет Гонди вбежал граф Рошфор.
– Вот и вы, дорогой граф! – воскликнул коадъютор, протягивая руку.
– Итак, вы решились наконец, монсеньор? – спросил Рошфор.
– Я решился давно, – отвечал Гонди.
– Хорошо. Не будем тратить слов. Вы сказали, и я вам верю. Итак, мы устроим Мазарини бал.
– Да… я надеюсь.
– А когда начнутся танцы?
– Приглашения разосланы на эту ночь, – сказал коадъютор, – но скрипки заиграют только завтра утром.
– Вы можете рассчитывать на меня и на пятьдесят солдат, которых мне обещал шевалье д’Юмьер на случай, если они понадобятся.