– О негодяи! – прошептала королева. – Они дорого поплатятся за свою дерзость! – Затем, обратясь к д’Артаньяну, прибавила: – Сударь, ни от кого не получала я лучших советов. Продолжайте: что нам теперь делать?
– Ла Порт, – сказал д’Артаньян, – закончите туалет его величества.
– Значит, мы можем ехать? – спросила королева.
– Когда вашему величеству будет угодно: вам остается только спуститься по потайной лестнице; я буду ждать у выхода.
– Ступайте, – сказала королева, – я следую за вами.
Д’Артаньян сошел вниз; карета была на месте, и мушкетер сидел на козлах.
Д’Артаньян взял узел, положенный Бернуином в ногах мушкетера; в нем лежали шляпа и плащ кучера г-на Гонди. Д’Артаньян накинул на себя плащ и надел шляпу.
Мушкетер сошел с козел.
– Идите, – сказал ему д’Артаньян, – освободите вашего товарища, который стережет кучера. Затем садитесь оба на лошадей, отправляйтесь на Тиктонскую улицу, в гостиницу «Козочка», возьмите там мою лошадь и лошадь господина дю Валлона, оседлайте и снарядите их по-походному и на поводу приведите их из Парижа в Кур-ла-Рен. Если в Кур-ла-Рен вы уже никого не застанете, поезжайте в Сен-Жермен. Все это – по королевскому приказу.
Мушкетер приложил руку к шляпе и пошел исполнять полученные приказания.
Д’Артаньян сел на козлы. За поясом у него была пара пистолетов, в ногах лежал мушкет, позади – обнаженная шпага.
Вышла королева; за нею шли король и герцог Анжуйский, его брат.
– Карета коадъютора! – вскричала королева, отступая на шаг.
– Да, ваше величество, – сказал д’Артаньян, – но садитесь смело; я сам правлю.
Королева села в карету. Король и его брат вошли вслед за нею и сели по бокам.
– Входите, Ла Порт, – сказала королева.
– Как, ваше величество? – сказал камердинер. – В одну карету с вашими величествами?
– Сегодня не до этикета, дело идет о спасении короля. Садитесь, Ла Порт.
Ла Порт повиновался.
– Опустите занавески, – сказал д’Артаньян.
– А не покажется ли это подозрительным? – спросила королева.
– Будьте покойны, ваше величество, – сказал д’Артаньян, – у меня готов ответ.
Занавески были опущены, и карета быстро покатила по улице Ришелье. У заставы вышел навстречу караул из двенадцати человек; впереди шел старший с фонарем в руке.
Д’Артаньян сделал ему знак подойти.
– Вы узнаете карету? – спросил он сержанта.
– Нет, – ответил тот.
– Посмотрите на герб.
Сержант поднес фонарь к дверце.
– Это герб коадъютора! – сказал он.
– Тсс! Он там вдвоем с госпожой Гемене.
Сержант расхохотался.
– Пропустить! – приказал он. – Я знаю, кто это.
Потом, подойдя к опущенной занавеске, сказал:
– Желаю приятно провести время, монсеньор.
– Нахал! – крикнул ему д’Артаньян. – Из-за вас я потеряю место!
Заскрипели ворота, и д’Артаньян, увидев перед собой открытую дорогу, стегнул изо всей силы по лошадям, которые понеслись крупной рысью.
Через пять минут они настигли карету кардинала.
– Мушкетон! – крикнул д’Артаньян. – Подними занавески в карете ее величества.
– Это он! – сказал Портос.
– Кучером! – воскликнул Мазарини.
– И в карете коадъютора! – прибавила королева.
– Черт возьми, господин д’Артаньян, – сказал Мазарини, – вы золотой человек.
Мазарини хотел ехать немедленно в Сен-Жермен, но королева объявила, что будет ждать лиц, которым назначила в Кур-ла-Рен свидание. Она только предложила кардиналу обменяться местами с Ла Портом. Кардинал охотно согласился и пересел из одной кареты в другую.
Слух о том, что король собирался выехать в эту ночь из Парижа, распространился не без причины: десять или двенадцать человек были посвящены в эту тайну с шести часов вечера, и, как они ни были осторожны, им не удалось скрыть своих приготовлений к отъезду. Кроме того, у каждого из них было несколько близких людей; а так как ни один из отъезжавших не сомневался, что королева покидает Париж с самыми мстительными замыслами, то каждый предупредил своих друзей или родственников. Поэтому слух об отъезде облетел город с быстротой молнии.
Первою вслед за каретой королевы приехала карета принца; в ней находились г-н Конде с супругой и вдовствующая принцесса, его мать. Их обеих разбудили среди ночи, и они не знали, в чем дело.
Во второй карете были герцог Орлеанский, герцогиня, их дочь и аббат Ла Ривьер, неразлучный фаворит и ближайший советник герцога.
В третьей, наконец, прибыли г-н де Лонгвиль и принц Конти, зять и брат принца Конде. Они подошли к карете короля и королевы и приветствовали ее величество.
Королева заглянула в карету, дверцы которой остались открыты, и убедилась, что она пуста.
– А где же госпожа де Лонгвиль? – спросила она.
– В самом деле, где же моя сестра? – спросил принц Конде.
– Герцогиня нездорова, ваше величество, – ответил герцог де Лонгвиль, – и поручила мне принести ее извинения вашему величеству.
Анна бросила быстрый взгляд на Мазарини, который ответил ей едва заметным кивком.
– Что вы на это скажете? – спросила королева.
– Скажу, что она осталась заложницей у парижан, – ответил кардинал.
– Почему она не приехала? – тихо спросил принц у брата.
– Молчи! – ответил тот. – У нее, наверное, есть на то основания.
– Она губит нас, – сказал принц.
– Она нас спасет, – ответил Конти.
Кареты подъезжали одна за другой. Маршал де Ла Мельере, маршал Вильруа, Гито, Вилькье, Коменж съехались одновременно; явились также и оба мушкетера, ведя на поводу лошадей д’Артаньяна и Портоса. Последние тотчас же сели на коней. Кучер Портоса сменил д’Артаньяна на козлах королевской кареты, а Мушкетон занял его место и, по известной читателю причине, правил стоя, подобно древнему Автомедону.