Карл, в свою очередь, протянул свой кубок Парри, который налил туда немного пива, ибо короля угощали тем же, чем и других. Поднеся кубок к губам, он взглянул на четырех друзей и выпил пиво с улыбкой, полной признательности.
– Ну а теперь, господа, – крикнул Гаррисон, ставя на стол свой кубок и не обращая никакого внимания на своего знатного пленника, – пора в путь.
– Где мы будем ночевать, полковник?
– В Тэрске, – отвечал Гаррисон.
– Парри, – сказал король, поднимаясь и обращаясь к своему слуге, – вели подать моего коня. Я еду в Тэрск.
– Честное слово, – сказал д’Артаньян Атосу, – я очарован вашим королем и готов ему служить.
– Если вы говорите это от чистого сердца, – отвечал Атос, – то король не попадет в Лондон.
– Как так?
– А так, что мы освободим его.
– О, на этот раз, Атос, – заметил ему д’Артаньян, – вы, честное слово, сошли с ума.
– У вас есть какой-нибудь определенный план? – спросил Арамис.
– Эх, – сказал Портос, – нет ничего невозможного, когда есть хороший план.
– У меня нет никакого плана, – сказал Атос. – Д’Артаньян что-нибудь придумает.
Д’Артаньян пожал плечами, и они пустились в путь.
Атос знал д’Артаньяна, пожалуй, лучше, чем сам д’Артаньян. Он знал, что ему достаточно заронить в изобретательный ум гасконца какую-нибудь мысль, подобно тому как достаточно бросить зерно в тучную и плодоносную почву. Поэтому он совершенно спокойно отнесся к тому, что его друг пожал плечами и поехал рядом с ним, разговаривая о Рауле – разговор, который, как помнит читатель, при других обстоятельствах остался незаконченным.
Уже наступила ночь, когда прибыли в Тэрск. Четверо друзей делали вид, что не обращают никакого внимания на меры предосторожности, которые принимались по отношению к королю. Они остановились в частном доме, и так как им каждую минуту приходилось опасаться за самих себя, они расположились все в одной комнате, обеспечив себе выход на случай нападения. Слуг разместили каждого на своем посту. Гримо улегся на соломе у дверей.
Д’Артаньян был задумчив и, казалось, утратил на время свою обычную словоохотливость. Он не говорил ни слова и только насвистывал, прохаживаясь между постелью и окошком. Портос, по обыкновению ничего не замечавший, все досаждал ему вопросами. Д’Артаньян нехотя отвечал, а Атос и Арамис переглядывались и улыбались.
Хотя за день друзья очень устали, все они спали очень плохо, за исключением Портоса, у которого сон был такой же мощный, как и аппетит.
На следующее утро д’Артаньян встал первым. Он уже побывал на конюшне, осмотрел лошадей и отдал распоряжение относительно предстоящего путешествия, а Атос и Арамис все еще не проснулись, Портос даже блаженно храпел.
В восемь часов утра все тронулись в путь в том же порядке, как и накануне. Только д’Артаньян покинул своих друзей и подъехал к Грослоу, чтобы возобновить знакомство, завязавшееся накануне.
Пуританский офицер, которому похвалы его нового знакомого приятно щекотали самолюбие, встретил его с любезной улыбкой.
– Право, дорогой капитан, – сказал ему д’Артаньян, – я очень счастлив, что нашел наконец человека, с которым могу говорить на моем родном языке. Мой друг дю Валлон – человек очень угрюмого характера; из него клещами не вытянешь и четырех слов в сутки, что же касается двух наших пленников, то они, понятно, не очень расположены разговаривать.
– Они, кажется, заядлые роялисты? – заметил Грослоу.
– Вот именно. Тем больше у них причин злиться на нас за то, что мы взяли в плен Стюарта, которого, смею надеяться, там ожидает славная расплата.
– Еще бы! – усмехнулся Грослоу. – Для этого мы и везем его в Лондон.
– И надеюсь, не спускаете с него глаз?
– Еще бы! Вы видите, у него поистине королевская свита, – прибавил, смеясь, офицер.
– Да, конечно. Ну, днем-то нечего бояться: не убежит. А вот ночью…
– Ночью я усиливаю охрану.
– А как же вы стережете его?
– Восемь человек находятся безотлучно в его комнате.
– Черт возьми, крепко сторожите! – заметил д’Артаньян. – Но, кроме этих восьми человек, вы, вероятно, ставите стражу и снаружи? Знаете, в таких случаях чем больше предосторожностей, тем лучше. Подумайте, какой у вас пленник!
– Ну вот еще! Скажите на милость, что могут сделать двое невооруженных людей против восьми вооруженных?
– Как двое?
– Да король и его камердинер.
– Значит, вы позволяете камердинеру всегда быть при нем?
– Да, Стюарт просил, чтобы ему была оказана такая милость, и полковник Гаррисон согласился. Так как он король, то, видите ли, он не может ни одеться сам, ни раздеться.
– Ах, капитан, – воскликнул д’Артаньян, решив опять подогреть английского офицера лестью, которая ему раньше так хорошо удалась, – право, чем больше я вас слушаю, тем больше поражает меня та легкость и изящество, с какими вы говорите по-французски. Конечно, вы провели три года в Париже, но если бы я прожил в Лондоне всю жизнь, я все же не научился бы говорить по-английски так же хорошо, как вы по-нашему. Чем вы занимались в Париже?
– Мой отец коммерсант, и он поместил меня к своему компаньону, а тот, в свою очередь, послал моему отцу своего сына, – так уж водится в торговом мире.
– А что, капитан, понравился вам Париж?
– Да, но только вам, французам, следовало бы устроить революцию вроде нашей, не против короля – он еще ребенок, а против этого плута итальянца, который, говорят, любовник вашей королевы.
– О, я с вами совершенно согласен, и это нетрудно было бы сделать, если бы только у нас нашелся десяток таких офицеров, как вы – без предрассудков, решительных и неподкупных. О, мы быстро расправились бы с Мазарини и так же притянули бы его к ответу, как вы вашего короля!