– Бедный Атос, рассуждал он, – он не узнает, что это значит. Или он уснул, ожидая меня, или возвратился домой и там узнал, что приходила женщина. Женщина у Атоса! Впрочем, продолжал д’Артаньян, – и у Арамиса тоже была женщина. Все это очень странно, и мне очень хотелось бы знать, чем все это кончится.
– Худо, худо кончится, отвечал голос, по которому молодой человек узнал Планше; в это время рассуждая вслух сам с собою, как обыкновенно бывает с людьми очень занятыми, он вошел в аллею, оканчивавшуюся лестницей, которая вела в его комнату.
– Как, худо? что ты хочешь этим сказать, глупец? спросил д’Артаньян, – Что же такое случилось?
– Много несчастий.
– Какие?
– Во-первых, Атос арестован.
– Арестован! Атос! арестован! за что?
– Его нашли у вас и приняли за вас.
– А кто его арестовал?
– Полиция; ее привели черные люди, которых вы прогнали.
– Отчего он не назвал себя? отчего он не сказал, что он не участвовал в этом деле?
– Он с намерением не сказал кто он; напротив, он подошел ко мне и сказал: «Твоему господину теперь свобода нужнее, чем мне, потому что он знает все, а я ничего не знаю. Подумают, что он арестован, и это даст ему время, а через три дня я скажу, кто я, и меня должны будут отпустить».
– Браво, Атос! благородная душа, сказал про себя д’Артаньян, я его знаю! А что делали полицейские?
– Четверо увели его, не знаю куда, в Бастилию или Форт-л’Евек; двое остались с черными людьми, которые все перерыли и взяли все бумаги. Наконец остальные двое, во время этого обыска, караулили у дверей; потом, когда все кончилось, они отправились, оставя пустой дом и не заперли дверей.
– А Портос и Арамис?
– Я их не нашел, они не приходили.
– Но они могут еще придти, потому что ты велел сказать им, что я их ожидал?
– Да.
– Хорошо, не уходи же отсюда; если они придут, предупреди их обо всем, что со мной случилось, и скажи, чтобы они ждали меня в кабаке Помм-де-Пен; здесь опасно, может быть, будут наблюдать. Я бегу к де-Тревилю рассказать ему все это и потом приду туда.
– Слушаю, сказал Планше.
– Ты останешься, не струсишь? сказал д’Артаньян, возвращаясь.
– Будьте покойны, отвечал Планше, вы меня еще не знаете; я храбр, когда решусь на это; главное только решиться; притом – я из Пикардии.
– Ну, так решено, сказал д’Артаньян, ты скорее дашь убить себя, чем оставишь свой пост.
– Да, сударь; я сделаю все, чтобы доказать вам мою преданность.
– Хорошо, сказал сам себе д’Артаньян, кажется, что я подействовал на этого молодца; при случае я опять употреблю этот способ.
И хотя немного утомленный уже беготней этого дня, д’Артаньян со всех ног пустился по улице Голубятни.
Де-Тревиля не было дома; его рота была на дежурстве в Лувре, и он был с ней.
Надо было как-нибудь пробраться к де-Тревилю, потому что очень важно было предупредить его обо всем, что случилось. Д’Артаньян решился попробовать пройти в Лувр. Его костюм гвардейца роты Дезессара должен был служить ему паспортом.
Он пошел через улицу Маленьких Августинов и вышел на набережную, чтобы пройти к новому мосту. Сначала он хотел переехать на пароме, но, дойдя до берега, машинально опустил руку в карман и заметил, что у него нечем было заплатить за перевоз.
Дойдя до улицы Генего, он заметил выходивших из улицы Дофина двух лиц, походка которых поразила его.
Один из этих людей был мужчина, другой женщина.
Женщина походила на г-жу Бонасиё, мущина же, как две капли воды, похож был на Арамиса.
Притом на женщине был черный плащ, который д’Артаньян видел у ставни – в улице Вожирар и у дверей – в улице ла-Гарп.
Мужчина же был в мушкетерском мундире. Женщина была с опущенным капюшоном, а мужчина закрывал лице платком; эти предосторожности показывали, что они оба не хотели быть узнанными.
Они пошли на мост; д’Артаньяну предстояла та же дорога, потому что он шел в Лувр; он пошел за ними.
Сделав не больше двадцати шагов, он убедился, что женщина была г-жа Бонасиё, а мужчина Арамис.
В ту же минуту он почувствовал ревность, волновавшую его сердце.
Ему вдвойне изменили: и друг и та, которую он любил уже как любовницу. Г-жа Бонасиё клялась ему, что не знала Арамиса, и через четверть часа, после этой клятвы, он встречает ее под руку с Арамисом.
Д’Артаньян не думал о том, что еще только три часа, как он познакомился с хорошенькою лавочницей, что она ему ничем не обязана, кроме небольшой признательности за освобождение ее от черных людей, хотевших увести ее, и что она ему ничего не обещала. Он считал себя оскорбленным любовником; кровь бросилась ему в голову, и он решился все узнать.
Молодая женщина и молодой человек заметили, что их преследуют и удвоили шаги. Д’Артаньян обогнал их бегом, потом повернулся к ним в ту минуту, когда они были пред Гамаритянкой, освещенной фонарем, свет от которого падал на всю эту часть моста.
Д’Артаньян остановился перед ними; они также остановились.
– Что вам угодно, милостивый государь? спросил мушкетер, отступая на один шаг.
По иностранному произношению его, д’Артаньян узнал, что он ошибся в одном из своих предположений.
– Это не Арамис, сказал он.
– Нет, я не Арамис; я вижу, что вы приняли меня за другого и потому прощаю вас.
– Вы меня прощаете! сказал д’Артаньян.
– Да, отвечал незнакомец. Пропустите же меня, так как не я вам нужен.
– Это правда, я не с вами имею дело, а с этою госпожой.
– С этою госпожой! вы ее не знаете, сказал иностранец.
– Вы ошибаетесь, я знаю её.
– Ах, сказала г-жа Бонасиё, с упреком; вы дали мне слово дворянина, – я думала, что могу верить этому.