Мнимый шкипер провел затем своих пассажиров в предназначенную для них каюту. Это была небольшая каморка, в которой четыре человека могли поместиться не без труда; затем он собрался удалиться под предлогом отдачи каких-то распоряжений.
– Одну минуту, шкипер, – остановил его д’Артаньян. – Сколько людей у вас на фелуке?
– Я не понимаю, – отвечал Грослоу по-английски.
Атос перевел шкиперу вопрос д’Артаньяна.
Д’Артаньян понял, так как Грослоу сопровождал свой ответ знаком: он оттопырил три пальца на руке.
– Так. Ну, теперь я начинаю успокаиваться. А все же, пока вы будете устраиваться, я пойду осмотрю фелуку.
– Что касается меня, то я пойду и позабочусь об ужине, – сказал Портос.
– О, это благородное и чудеснейшее намерение! Приведите его поскорее в исполнение, Портос. Атос, одолжите мне Гримо, он научился у Парри немного по-английски и будет мне служить переводчиком.
– Гримо, ступай, – приказал Атос.
На площадке стоял фонарь. Д’Артаньян взял его в одну руку, пистолет в другую и кивнул шкиперу:
– Come.
Это «come» вместе с «goddamn» составляло все его познания в английском языке.
Д’Артаньян спустился через люк на нижнюю палубу. Нижняя палуба была разделена на три отделения; то отделение, в которое попал д’Артаньян, простиралось от третьего шпангоута до кормы. Над ним находилась каюта, в которой готовились провести ночь наши друзья. Второе отделение занимало среднюю часть судна; оно было предназначено для слуг. Над третьим отделением, носовым, была расположена каюта, в которой спрятался Мордаунт.
– Ого, – проговорил д’Артаньян, спускаясь по лестнице и держа фонарь в протянутой вперед руке, – сколько тут бочек! Словно в погребе Али-Бабы.
Сказки «Тысячи и одной ночи» были в то время впервые переведены на французский язык и являлись самой модной книгой.
– Что вы говорите? – спросил его шкипер по-английски.
Д’Артаньян понял вопрос по интонации голоса.
– Я хотел бы знать, что здесь? – спросил д’Артаньян, ставя фонарь на одну из бочек с порохом.
Грослоу чуть было не бросился обратно наверх, но удержался.
– Порто, – отвечал он.
– А, портвейн! – воскликнул д’Артаньян. – Это великолепно! Значит, мы не умрем от жажды!
Затем, обернувшись к Грослоу, который отирал крупные капли пота со лба, спросил:
– Все полны?
Гримо перевел вопрос.
– Одни полные, другие пустые, – отвечал Грослоу, в голосе которого, несмотря на его усилия, слышалось беспокойство.
Д’Артаньян стал ударять рукою по бочкам. Пять бочек оказались полными, остальные пустыми. Затем, к великому ужасу англичанина, он просунул между бочками фонарь, чтобы удостовериться, нет ли там кого; но все сошло благополучно.
– Ну, теперь перейдем в следующее отделение.
И с этими словами д’Артаньян подошел к двери в носовое отделение.
– Подождите, – проговорил шедший сзади англичанин, еще не успокоившийся после описанной сцены, – ключ у меня.
В этом отделении ничего интересного не оказалось, а так как было оно пусто, то решено было, что Мушкетон и Блезуа займутся там приготовлением ужина под руководством Портоса.
Отсюда перешли в третье отделение. Там висели гамаки матросов. К потолку на четырех веревках была подвешена широкая доска, служившая столом; около стола стояли две источенные червями и хромые скамьи. В этом и заключалась вся убогая обстановка каюты. Д’Артаньян приподнял два-три старых паруса, висевшие на стенах, и, не увидев ничего подозрительного, поднялся по трапу на верхнюю палубу.
– А эта каюта? – спросил д’Артаньян, останавливаясь перед каютой шкипера.
Гримо перевел англичанину вопрос мушкетера.
– Это моя каюта, – отвечал Грослоу. – Вы и ее хотите посмотреть?
– Откройте дверь! – потребовал д’Артаньян.
Англичанин повиновался. Д’Артаньян протянул руку с фонарем, просунул в полуоткрытую дверь голову и, увидев, что вся каюта была величиной с половину яичной скорлупы, решил:
– Ну, если и есть на фелуке вооруженная засада, то уж это никак не здесь. Пойдем теперь посмотрим, что Портос предпринял по части ужина.
И, поблагодарив шкипера кивком головы, он вернулся в каюту, где сидели его друзья.
По-видимому, Портос не нашел ничего или, должно быть, усталость взяла верх над голодом, потому что, растянувшись на своем плаще, он спал глубоким сном, когда вошел д’Артаньян.
У Атоса и Арамиса, убаюканных легкой качкой, тоже начали понемногу слипаться глаза, и они уже готовились отойти ко сну. Шум, произведенный д’Артаньяном при входе, заставил их очнуться.
– Ну что? – спросил Арамис.
– Все, слава богу, благополучно, – успокоил он их. – Мы можем спать спокойно.
Услышав эти успокоительные слова, Арамис снова склонил свою усталую голову. Атос попытался было изобразить на своей физиономии бесконечную благодарность, которую он чувствовал по отношению к д’Артаньяну за его предусмотрительность и заботливость, но из этого ничего не вышло. Да и сам д’Артаньян, подобно Портосу, больше чувствуя потребность в сне, чем в еде, отпустил Гримо, разложил плащ и улегся вдоль порога таким образом, что загородил собою дверь, и в каюту нельзя было попасть, не наткнувшись на него.
Минут через десять господа уже спали. Нельзя было того же сказать об их слугах, положительно страдавших от голода и особенно от жажды.
Мушкетон и Блезуа приготовили себе постели, положив дорожные сумки прямо на доски. На висячем, как и в другой каюте, столе стояли и покачивались, когда судно накренялось, кувшин с пивом и стаканы.