Все приключения мушкетеров - Страница 692

692

Бледность принца, судорожные подергивания его рук и ног прежде всего поразили присутствующих. Звуки музыки сменились глубокой тишиной.

Воспользовавшись всеобщим молчанием, шевалье де Лоррен почтительно приветствовал принцессу и де Гиша, стараясь соединить их в этом приветствии как хозяев.

Принц, подойдя к ним, хрипло проговорил:

– Очень рад, очень рад. Я шел сюда, думая застать вас больною и грустною, а застал в разгаре удовольствий. Отрадно видеть. Кажется, мой дом – самый веселый дом на свете.

Потом, повернувшись к де Гишу, он прибавил:

– Я не знал, что вы такой прекрасный танцор, граф.

Потом, снова обратившись к жене, продолжал:

– Будьте любезнее со мной. Когда у вас устраивается такое веселье, приглашайте и меня… А то я совсем заброшен.

Де Гиш успел вполне овладеть собою и с врожденной гордостью, которая так шла ему, произнес:

– Ваше высочество, вы хорошо знаете, что моя жизнь в вашем распоряжении. Когда потребуется отдать ее, я готов. А сегодня нужно только танцевать под пение скрипки, и я танцую.

– И вы правы, – холодно сказал принц. – А вы не замечаете, принцесса, что ваши дамы похищают у меня друзей. Ведь господин де Гиш не ваш друг, сударыня, а мой. Если вы хотите обедать без меня, у вас есть ваши дамы. Зато, когда я обедаю один, при мне должны быть мои кавалеры; не обирайте меня совсем.

Принцесса почувствовала и упрек и урок. Она вся покраснела.

– Ваше высочество, – возразила она, – до приезда во Францию я не знала, что принцессы занимают там такое же положение, как женщины в Турции. Я не знала, что здесь запрещено видеть мужчин. Но если такова ваша воля, я буду ей покоряться. Может быть, вы пожелаете загородить мои окна железными решетками, так, пожалуйста, не стесняйтесь.

Эта реплика, вызвавшая улыбку у Монтале и де Гиша, снова наполнила гневом сердце принца.

– Очень мило, – проговорил он, едва сдерживаясь. – Как почтительно со мной обращаются в моем собственном доме!

– Ваше высочество, ваше высочество, – шепнул шевалье на ухо принцу так, чтобы все видели, что он его успокаивает.

– Пойдем! – ответил ему принц, так резко повернувшись, что чуть не толкнул принцессу.

Шевалье последовал за ним в его кабинет, где принц, бросившись на стул, дал полную волю своей ярости.

Шевалье поднял глаза к небу, сложил руки и не произносил ни слова.

– Твое мнение? – спросил принц.

– О, ваше высочество, положение очень серьезное!

– Это ужасно! Такая жизнь не может больше продолжаться.

– Что за несчастье, в самом деле! – воскликнул шевалье. – А мы-то надеялись, что после отъезда этого шального Бекингэма все будет спокойно.

– А стало еще хуже!

– Этого я не говорю, ваше высочество.

– Ты не говоришь, но я говорю. Бекингэм никогда не осмелился бы сделать и четверти того, что мы видели.

– Чего же именно?..

– Да как же! Спрятаться для того, чтобы танцевать, прикинуться больной, чтобы наедине пообедать с ним!

– Нет, нет, ваше высочество!

– Да, да! – восклицал принц, подзадоривая сам себя, как капризный ребенок. – Только я не намерен это терпеть.

– Ваше высочество, выйдет скандал…

– Э, черт возьми! Со мною не стесняются, а я должен стесняться? Подожди меня, шевалье, я сейчас.

Принц скрылся в соседней комнате и спросил у слуги, вернулась ли из капеллы королева-мать.

Анна Австрийская была счастлива. В ее семье царило согласие, народ был в восторге от молодого короля, государственные доходы увеличивались, внешний мир был обеспечен, – словом, все сулило ей спокойное будущее. Иногда она упрекала себя при воспоминании о бедном юноше, которого она приняла, как мать, и прогнала, как мачеха.

Неожиданно к ней вошел герцог Орлеанский.

– Матушка, – вскричал он, закрывая за собой дверь, – так не может продолжаться!

Анна Австрийская подняла на него свои прекрасные глаза и вздохнула.

– О чем вы говорите?

– О принцессе.

– Верно, этот сумасшедший Бекингэм прислал ей какое-нибудь прощальное письмо?

– Ах нет, матушка, дело вовсе не в Бекингэме. Принцесса уже нашла ему заместителя.

– Филипп, что вы говорите? Ваши слова крайне легкомысленны.

– Разве вы не заметили, что господин де Гиш то и дело бывает у нее, что он постоянно с ней?

Королева всплеснула руками и расхохоталась.

– Филипп, – сказала она, – вы положительно больны.

– От этого мне не легче, матушка, я очень страдаю.

– И вы требуете, чтобы вас лечили от болезни, которая существует только в вашем воображении? Вы желали бы, ревнивец, чтобы вас поддержали, одобрили ваше поведение, хотя ваша ревность не имеет никаких оснований.

– Ну вот, теперь вы начинаете говорить про этого то же самое, что говорили про того.

– Да ведь и вы, сын мой, – сухо проговорила королева, – ведете себя по отношению к этому совершенно так же, как и по отношению к тому.

Немного задетый, принц поклонился.

– Но если я вам приведу факты, вы поверите?

– Сын мой, во всем прочем, кроме ревности, я поверила бы вам без всякой ссылки на факты, но в отношении ревности я этого не обещаю.

– Значит, я понимаю ваши слова так, что ваше величество приказывает мне молчать и забыть обо всем.

– Никоим образом, вы мой сын, и мой материнский долг – быть к вам снисходительной.

– Ах, доведите до конца свою мысль: вы должны быть снисходительны ко мне как к безумцу.

– Не преувеличивайте, Филипп, и берегитесь представить свою жену как существо испорченное.

– Но факты!

– Я слушаю.

– Сегодня утром в десять часов у принцессы играла музыка.

– Невинная вещь.

692