Все приключения мушкетеров - Страница 714


К оглавлению

714

При этом она вся поникла, как былинка; ноги ее подкосились, силы изменили ей, и, потеряв сознание, она выскользнула из державших ее рук и упала на траву.

XXIII. Беспокойство короля

Оставим несчастную Лавальер в обмороке, с хлопочущими около нее подругами, и вернемся к королевскому дубу.

Не успели молодые девушки отбежать от него на каких-нибудь двадцать шагов, как спугнувший их шум листвы усилился. Из-за куста, раздвигая ветки, показался человек; выйдя на лужайку и увидев, что скамья опустела, он разразился громким смехом.

По его знаку из-за кустов вышел и его спутник.

– Неужели, государь, – начал спутник, – вы всполошили наших барышень, ворковавших про любовь?

– Да, к сожалению, – ответил король. – Не бойся, Сент-Эньян, выходи.

– Вот счастливая встреча, государь! Если бы я осмелился дать вам совет, недурно бы нам пуститься вдогонку за ними.

– Они уж далеко.

– Пустяки! Они бы с удовольствием дали догнать себя, в особенности если бы знали, кто гонится за ними.

– Вот самонадеянность!

– А как же! Одной из них я пришелся по вкусу, другая вас сравнивает с солнцем.

– Вот потому-то нам и надо прятаться, Сент-Эньян. Где же это видано, чтобы солнце светило по ночам!

– Ей-богу, ваше величество, вы нелюбопытны. Я бы на вашем месте непременно поинтересовался узнать, кто такие эти две нимфы, две дриады или две лесные феи, которые такого хорошего мнения о нас.

– О, я и без того узнаю их.

– Каким образом?

– Да просто по голосу. Это, должно быть, фрейлины; у той, которая говорила про меня, прелестный голос.

– Кажется, ваше величество становитесь неравнодушны к лести?

– Нельзя сказать, чтобы ты злоупотреблял ею.

– Простите, государь, я глуп. А что же та страсть, ваше величество, в которой вы мне признались, разве она уже забыта?

– Ну, как забыта! Вовсе нет. Разве можно забыть такие глаза, как у мадемуазель де Лавальер?

– Да, но у той, другой, такой прелестный голос…

– У кого это?

– Да у той, которая так восхищена солнцем.

– Послушайте, господин де Сент-Эньян!

– Виноват, государь.

– Впрочем, я не в претензии на тебя за то, что ты думаешь, будто мне одинаково нравятся и приятные голоса, и красивые глаза. Я знаю, что ты ужасный болтун, и завтра же мне придется поплатиться за свою откровенность с тобой.

– Как так?

– Конечно. Завтра же все узнают, что я заинтересован крошкой Лавальер; но берегись, Сент-Эньян; я одному тебе открыл свою тайну, и если хоть один человек проговорится мне о ней, я буду знать, кто выдал меня.

– С каким жаром вы говорите, государь!

– Совсем нет, я только не желаю компрометировать бедную девушку.

– Не беспокойтесь государь.

– Так ты даешь мне слово молчать?

– Даю, государь.

«Отлично, – подумал, улыбаясь, король, – завтра же всем будет известно, что я ночью гонялся за Лавальер!»

– Знаешь, мы, кажется, заблудились, – проговорил Людовик, осматриваясь кругом.

– Ну, это не так страшно.

– А куда мы выйдем через эту калитку?

– К перекрестку аллей, государь.

– К тому месту, куда мы шли, когда услышали женские голоса?

– Именно, государь, особенно последние слова, когда они назвали меня и вас.

– Ты что-то уж очень часто вспоминаешь об этом.

– Простите, ваше величество, но меня, право, приводит в восторг мысль, что есть на свете женщина, которая думает обо мне, когда я и не подозреваю об этом и вовсе не старался заинтересовать ее. Ваше величество не можете понять этого, так как ваше высокое положение привлекает к вам всеобщее внимание.

– Ну нет, Сент-Эньян, – сказал король, дружески опираясь на руку своего спутника, – поверишь ли, это наивное признание, это бескорыстное увлечение женщины, которая, быть может, никогда не привлечет мои взоры… словом, вся таинственность сегодняшнего приключения задела меня за живое, и, право, если бы я не интересовался так сильно Лавальер…

– Пусть это не останавливает ваше величество. Она отнимет немало времени.

– Что ты хочешь сказать?

– По слухам, Лавальер очень строгой нравственности.

– Ты еще больше подзадорил меня, Сент-Эньян. Мне очень бы хотелось разыскать ее. Пойдем скорее.

Король лгал: ему совсем не хотелось разыскивать ее; но он должен был играть роль.

Он быстро зашагал вперед. Сент-Эньян следовал за ним. Вдруг король остановился; остановился и его спутник.

– Сент-Эньян, – произнес он, – мне чудится, будто кто-то стонет. Прислушайся.

– Действительно. Кажется, даже зовут на помощь.

– Как будто в той стороне, – сказал король, указывая вдаль.

– Похоже на плач, на женские рыдания, – заметил де Сент-Эньян.

– Бежим туда!

И король со своим любимцем бросились по тому направлению, откуда доносились голоса. По мере того как они приближались, крики становились все явственнее.

– Помогите, помогите! – кричали два голоса.

Молодые люди пустились бежать еще быстрее.

Вдруг они увидели на откосе, под развесистыми ивами, женщину, стоящую на коленях и поддерживающую голову другой женщины, лежащей в обмороке. В нескольких шагах, посреди дороги, стояла третья женщина и громко звала на помощь.

Король опередил своего спутника, перепрыгнул через ров и подбежал к группе в ту самую минуту, как в конце аллеи, ведущей к замку, показалась кучка людей, спешивших на тот же крик о помощи.

– Что случилось, мадемуазель? – спросил Людовик.

– Король! – вскричала Монтале и от изумления разжала руки, Лавальер упала на траву.

– Да, это я. Как вы неловки! Кто она, ваша подруга?

– Государь, это мадемуазель де Лавальер. Она в обмороке.

714