Все приключения мушкетеров - Страница 752

752

– Полно, полно, – остановил его принц, – ты прекрасный друг и отлично знаешь, что я не могу обойтись без тебя. Возвращайся скорее.

– Хорошо, но мне, в свою очередь, хочется пококетничать, ваше высочество.

– Да что ты!

– Я возвращусь к вашему высочеству только при одном условии.

– Каком?

– Я должен сделать одолжение одному другу моего друга.

– Кому?

– Маликорну.

– Противное имя!

– Он с честью носит его, ваше высочество.

– Допустим. Так что же?

– Я должен доставить господину Маликорну место у вашего высочества.

– Какое же место?

– Какое-нибудь; ну, наблюдение над чем-нибудь.

– Отлично, это можно будет устроить. Вчера я рассчитал смотрителя дворцовых покоев.

– Пусть будет смотрителем дворцовых покоев, ваше высочество. А что ему придется делать?

– Ничего, только смотреть и докладывать.

– Внутренняя полиция?

– Именно.

– О, это как нельзя лучше подходит Маликорну, – вставил Маникан.

– Вы знаете того, о ком идет речь, господин Маникан? – обратился к нему принц.

– Очень близко, ваше высочество. Это мой друг.

– А ваше мнение?

– Мое мнение, что у вашего высочества никогда не будет такого прекрасного смотрителя дворцовых покоев.

– А сколько дает эта должность? – спросил граф у принца.

– Не знаю, только мне всегда говорили, что, когда ее занимает подходящий человек, ей цены нет.

– А что вы называете, принц, подходящим человеком?

– Само собой разумеется, человека умного.

– В таком случае я думаю, что монсеньор будет доволен, потому что Маликорн умен, как дьявол.

– О, тогда это место обойдется мне дорого! – со смехом сказал принц. – Ты мне подносишь настоящий подарок, граф.

– Я так думаю, ваше высочество.

– Хорошо. Скажи твоему господину Меликорну…

– Маликорну, ваше высочество.

– Я никогда не привыкну к этому имени.

– Ведь вы же произносите правильно Маникан, ваше высочество.

– Что ж, может быть, со временем научусь говорить Маникорн. Привычка мне поможет.

– Говорите, говорите, ваше высочество, ручаюсь вам, что ваш инспектор дворцовых покоев не обидится. У него превосходный характер.

– В таком случае, дорогой де Гиш, сообщите ему, что он назначен… Нет, погодите…

– Что угодно вашему высочеству?

– Я хочу сначала на него посмотреть. Если он так же безобразен, как его фамилия, я беру свое слово назад.

– Ваше высочество знаете его.

– Я?

– Конечно. Ваше высочество уже видели его в королевском дворце; доказательством может служить то, что я сам представил его вашему высочеству.

– Ах да, вспоминаю… Черт побери, это очаровательный малый!

– Я знал, что ваше высочество должны были заметить его.

– Да, да, да! Видишь ли, де Гиш, ни я, ни моя жена не хотим, чтобы у нас перед глазами торчали уроды. Моя жена берет себе в фрейлины только хорошеньких; я тоже принимаю в свою свиту только благообразных дворян. Таким образом, понимаешь ли, де Гиш, если у меня будут дети, они будут вдохновлены красавицами, а если будут дети у моей жены, то они будут сложены по красивым образцам.

– Великолепное рассуждение, ваше высочество, – сказал Маникан, одобряя принца взглядом и тоном голоса.

Что касается де Гиша, то он, вероятно, не нашел рассуждение столь блестящим, потому что выразил свое мнение только нерешительным жестом. Маникан пошел сообщить Маликорну приятную новость.

Де Гиш с видимым неудовольствием отправился переодеваться.

Принц, напевая, смеясь и поглядывая в зеркало, дожидался обеда в том настроении, которое оправдывало поговорку: «Счастлив, как принц».

XXXVII. Рассказ наяды и дриады

После обеда все в замке облеклись в парадные платья.

Обедали обыкновенно в пять часов. Дадим обитателям замка час на обед и два часа на туалет. Каждый, следовательно, был готов к восьми часам вечера.

В это время начали собираться у принцессы. Ведь как мы уже сказали, в этот вечер принимала принцесса. А вечеров у принцессы никто не пропускал, потому что вечера эти имели прелесть, какой не могла сообщить своим собраниям благочестивая и добродетельная королева. К несчастью, доброта менее занимательна, чем злой язык.

Однако поспешим сказать, что для принцессы такое наименование не годилось.

Эта исключительная натура воплощала в себе слишком много подлинного великодушия, благородных порывов и утонченных мыслей, чтобы ее можно было назвать злой. Но принцесса обладала даром упорства, нередко роковым для того, кто обладает им, потому что человек с таким характером ломается там, где другой только согнулся бы; в отличие от покорной Марии-Терезии она храбро встречала наносимые ей удары.

Ее сердце отражало каждое нападение, и, подобно подвижной мишени при игре в кольца, принцесса, если только не бывала оглушена сразу, отвечала ударом на удар безрассудному, осмелившемуся вступить в борьбу с ней.

Была ли то злоба или же просто лукавство? Мы считаем богатыми и сильными те натуры, которые, подобно древу познания, приносят сразу добро и зло, пускают двойную, всегда цветущую, всегда плодоносную ветвь; алчущие добра умеют находить на ней добрый плод, а люди бесполезные и паразиты умирают, поев дурного плода, что совсем не плохо.

Итак, принцесса, задумавшая быть второй, а может быть, даже первой королевой, старалась сделать свой дом приятным для всех с помощью бесед, встреч, предоставления каждому полной свободы и возможности вставить свое слово, при условии, однако, чтобы слово было метким и острым. И именно поэтому у принцессы говорили меньше, чем в других местах.

752