Персерен побагровел, что у стариков, кожа которых поблекла от старости, всегда является опасным симптомом.
– Сударь, – буркнул он, – вы вольны заказывать себе платья у кого вам будет угодно.
– Погодите, Персерен, погодите, – произнес примирительным тоном капитан мушкетеров, – вы сегодня не слишком любезны. Ну что ж, я произнесу одно слово, которое заставит вас покориться. Барон дружен не только со мной, он к тому же один из друзей господина Фуке.
– Так, так! – промолвил портной. – Это меняет дело, да-да, меняет. – Затем, повернувшись к Портосу, он спросил: – Господин барон из числа сторонников господина суперинтенданта?
– Я сам по себе, – вскрикнул Портос, и как раз в этот момент поднялась портьера, давая проход еще одному свидетелю этой сцены.
Мольер наблюдал. Д’Артаньян смеялся. Портос мысленно сыпал проклятиями.
– Дорогой Персерен, – поклонился д’Артаньян, – вы сошьете костюм господину барону; это я прошу вас об этом.
– Ради вас – ну что ж, не возражаю, господин капитан.
– Но это еще не все; вы безотлагательно приметесь за этот костюм.
– Раньше чем через неделю – немыслимо.
– Но это все равно, как если бы вы решительно отказали: этот костюм необходим для празднества в Во.
– Повторяю, что это немыслимо, – настаивал на своем упрямый старик.
– Нет, нет, дорогой господин Персерен, погодите отказываться, в особенности если об этом прошу вас и я, – произнес у двери ласковый голос, заставивший д’Артаньяна насторожиться. Это был Арамис.
– Господин д’Эрбле! – воскликнул портной.
– Арамис! – пробормотал д’Артаньян.
– А, наш епископ! – приветствовал его Портос.
– Здравствуйте, д’Артаньян! Здравствуйте, милый Портос! Здравствуйте, дорогие друзья! – сказал Арамис. – Так вот, любезнейший господин Персерен, сшейте костюм господину барону, и я ручаюсь, что, сшив его, вы доставите удовольствие господину Фуке.
Произнеся эти слова, он сделал знак Персерену, гласивший: «Берите заказ и прощайтесь с ними». Арамис, по-видимому, пользовался у Персерена даже большим влиянием, чем д’Артаньян; во всяком случае, портной поклонился, показывая тем самым, что он соглашается, и, повернувшись к Портосу, сухо заметил:
– Отправляйтесь к моим подмастерьям, они снимут с вас мерку.
Портос покраснел так, что на него было страшно смотреть. Д’Артаньян понял, что вот-вот разразится гроза, и, обращаясь к Мольеру, вполголоса произнес:
– Дорогой господин Мольер, вы видите пред собой человека, который считает, что он подвергнет поношению свою честь, если позволит снять мерку со своих костей и своей плоти, дарованных ему господом богом; присмотритесь к этой весьма примечательной личности и используйте, мой высокочтимый Аристофан, свои наблюдения.
Мольер не нуждался в этом совете, он и так не спускал глаз с барона Портоса.
– Сударь, – сказал он, обращаясь к последнему, – если вы соблаговолите пройти вместе со мной, я устрою так, что закройщик, снимая с вас мерку, ни разу не прикоснется к вам.
– Но как же он это проделает, друг мой?
– Я утверждаю, что, снимая с вас мерку, вам не будут докучать локтями, футами или дюймами. Это новый способ, придуманный нами для знатных господ, которые настолько чувствительны, что не могут позволить какой-нибудь деревенщине касаться и ощупывать их. Мы сталкивались с людьми, которые не в состоянии вынести, чтобы с них была снята мерка, – ведь и в самом деле подобная церемония оскорбляет, по-моему, естественное достоинство человека, – так вот, если и вы, сударь, случайно принадлежите к разряду таких людей…
– Черт возьми, полагаю, что да.
– Отлично, господин барон; в таком случае все устроится как нельзя лучше, и вы будете первым, кто испытает на себе придуманный нами способ.
– Но как же все-таки снимут эту чертову мерку?
– Сударь, – ответил, отвешивая поклон, Мольер, – если вы соблаговолите пройти вместе со мной, вы убедитесь в этом собственными глазами.
Арамис наблюдал эту сцену с неослабным вниманием. Быть может, он думал, основываясь на интересе, проявляемом к ней д’Артаньяном, что и он уйдет из кабинета портного вместе с Портосом, чтобы не упустить развязки столь забавно начатой сцены. Но, несмотря на всю свою проницательность, Арамис все же ошибся. Ушли только Портос и Мольер. Д’Артаньян остался у Персерена. Почему же он там остался? Из любопытства, и только; может быть, и ради того, чтобы провести несколько лишних мгновений в обществе Арамиса, своего доброго старого друга. После того как Портос и Мольер удалились, д’Артаньян подошел к епископу, что, по-видимому, не входило в планы последнего.
– И вам нужно новое платье, не так ли, дорогой друг?
Арамис усмехнулся:
– Нет.
– Но ведь вы поедете в Во?
– Поеду, но без нового платья. Вы забываете, дорогой д’Артаньян, что ваннский епископ не настолько богат, чтобы шить себе новое платье к каждому празднеству.
– Ба, – сказал, смеясь, мушкетер, – а поэмы, разве мы их больше не пишем?
– О д’Артаньян, – проговорил Арамис, – подобную чепуху я давно уже выбросил из головы.
– Так, так, – произнес д’Артаньян, отнюдь не уверенный в том, что Арамис говорит правду.
Что касается Персерена, то он снова погрузился в рассматривание своей парчи.
– Не думаете ли вы, дорогой д’Артаньян, – улыбнулся Арамис, – что мы стесняем своим присутствием этого славного человека?
«Так вот оно что, – проворчал про себя мушкетер, – это значит ни больше ни меньше, что я стесняю тебя».
Затем он произнес уже вслух:
– Ну что ж, пойдемте; и, если вы так же свободны, как я, любезный мой Арамис…