Все приключения мушкетеров - Страница 118

118

– В таком случае будьте осторожны. Если ваша поездка в Лондон не внушала кардиналу глубокого уважения к вам, то он ненавидит вас; но так как, во всяком случае, он не может упрекнуть вас ни в чем открыто, и как, наверное, он будет мстить вам, то остерегайтесь! Не выходите со двора одни; не ешьте ничего, не удостоверившись, что оно не отравлено; не доверяйте никому, даже своей тени.

– К счастью, – сказал д’Артаньян, – нам надо прожить только до послезавтра; а в армии, надеюсь, нам не придется бояться никого кроме неприятеля.

– Между тем, – сказал Атос, – я не буду больше сидеть дома и буду везде с вами. Вам нужно идти на улицу Могильщиков, я пойду с вами.

– Но как это ни близко, я не могу же выйти в таком виде, – сказал д’Артаньян.

– Это справедливо, – сказал Атос и позвонил.

Гримо явился.

Атос сделал ему знак сходить к д’Артаньяну и принести ему платье.

Гримо ответил знаком, что понимает, и отправился.

– Ах, да! Однако это вовсе не подвинуло вперед дела о нашей экипировке, любезный друг, – сказал Атос, – потому что, если я не ошибаюсь, вы оставили все свое платье у миледи, которая, без сомнения, не будет заботиться о том, чтобы возвратить его вам. Хорошо, что у вас есть сапфир.

– Этот сапфир ваш, любезный Атос! Ведь вы говорили, что этот перстень фамильная драгоценность.

– Да; мой отец купил его за две тысячи экю, как он когда-то говорил мне; он подарил его в числе свадебных подарков моей матери, и это был великолепный подарок. Мать подарила его мне, а я был так глуп, что вместо того, чтоб хранить это кольцо как святыню, отдал этой низкой женщине.

– Так возьмите же этот перстень, любезный друг; я понимаю, что вы дорожите им.

– Нет! Взять его, после того как он был в руках этой женщины! Никогда! Этот перстень осквернен, д’Артаньян.

– Так продайте его.

– Продать драгоценность моей матери! Уверяю вас, что я считал бы это осквернением святыни.

– Ну, так заложите его; вам дадут за него больше тысячи экю. Эта сумма превышает ваши надобности; потом вы его выкупите при первых деньгах и возьмете его уже очищенным от старых пятен, потому что оно пройдет через руки ростовщика.

Атос улыбнулся.

– Вы прекрасный товарищ, любезный д’Артаньян, – сказал он. – Вечная веселость ваша прогонит всякую грусть. Ну, хорошо, так заложим же этот перстень, только с условием.

– С каким?

– Пятьсот экю вам и пятьсот мне.

– В уме ли вы, Атос? Мне не нужно и четвертой доли этой суммы; я служу в гвардии и буду иметь все необходимое, продав седло. Много ли мне нужно? Лошадь для Планше и больше ничего; притом же не забудьте, что у меня тоже есть перстень.

– Которым вы, кажется, дорожите больше, чем я своим; но крайней мере мне так кажется.

– Да, потому что в крайности он может не только вывести нас из затруднительного положения, но выручит из какой бы то ни было беды. Это не только драгоценный бриллиант, но и заколдованный талисман.

– Я вас не понимаю, но верю вам. Поговорим же опять о моем перстне, или лучше сказать о вашем. Вы возьмете половину той суммы, которую нам дадут под залог его, иначе я брошу его в Сену, и едва ли услужливая рыба принесет его нам обратно как Поликрату.

– Ну, так я согласен! – сказал д’Артаньян.

В это время Гримо возвратился вместе с Планше, который, беспокоясь о своем господине и желая узнать, что с ним случилось, воспользовался случаем и принес сам платье.

Когда д’Артаньян и Атос оделись и были готовы идти со двора, Атос сделал Гримо знак, как будто прицеливается; Гримо тотчас же взял ружье и приготовился идти за своим господином.

Они дошли без приключений до улицы Могильщиков. Бонасьё стоял у ворот и насмешливо взглянул на д’Артаньяна.

– А! Любезный постоялец! – сказал он. – Поспешите, вас ожидает хорошенькая девушка, а женщины, как вам известно, не любят, чтобы их заставляли ждать!

– Это Кетти! – сказал д’Артаньян и бросился в коридор. Действительно, она стояла на площадке, ведущей в комнату, прижавшись к двери, и дрожала всем телом. Увидя д’Артаньяна, она сказала:

– Вы обещали мне ваше покровительство; вы обещали спасти меня от ее гнева. Вспомните, что вы меня погубили!

– О! Не беспокойся, Кетти, – сказал д’Артаньян. – Но скажи, что случилось после моего ухода?

– О, ничего не знаю! – сказала Кетти. – На крик ее сбежались лакеи, она с ума сходила от гнева и призывала на вашу голову все возможные проклятия. Тогда я подумала, что она может вспомнить, что вы прошли к ней через мою комнату и подумать, что я была вашей сообщницей. Я взяла деньги, сколько у меня было, лучшие свои платья и убежала.

– Бедное дитя! Но что же я буду с тобой делать? Я уезжаю послезавтра.

– Все что хотите; увезите меня из Парижа, из Франции.

– Но не могу же я взять тебя с собою на осаду Ла-Рошели, – сказал д’Артаньян.

– Нет, но вы можете поместить меня в провинцию к какой-нибудь знакомой вам даме: например, у вас на родине.

– Ах, милый друг! На моей родине дамы обходятся без горничных. Но подожди, я устрою твое дело. Планше, сходи за Арамисом, пусть он придет сейчас же. Скажи, что нам нужно сообщить ему важное дело.

– Понимаю, – сказал Атос. – Но отчего же не за Портосом? Кажется, что его маркиза…

– Маркиза Портоса одевается с помощью писарей своего мужа, – сказал, смеясь д’Артаньян. – Притом же Кетти не захочет жить на Медвежьей улице, – не правда ли, Кетти?

– Я буду жить, где вам угодно, – сказала Кетти, – лишь бы скрыться, чтобы не знали, где я.

– Теперь, Кетти, так как мы расстаемся, и, стало быть, ты меня больше не ревнуешь…

118