– Где бы вы ни были, – сказала Кетти, – я всегда буду любить вас.
– Вот где гнездится постоянство, – шептал Атос.
– Будь уверена, – сказал д’Артаньян, – что я тоже всегда буду любить тебя. Но ответь мне на один вопрос. Заметь, что этот вопрос для меня очень важен: не слыхала ли ты чего-нибудь об одной женщине, которую похитили ночью?
– Позвольте… Боже мой, неужели вы любите и эту женщину?
– Нет, один из моих друзей любит ее: вот этот, Атос.
– Я! – сказал Атос таким тоном, как будто наступил на змею.
– Разумеется, ты! – сказал д’Артаньян, сжимая руку Атоса. – Ты знаешь, какое участие мы все принимаем в бедной мадам Бонасьё. Притом же Кетти никому не скажет. Не правда ли, Кетти? – Ты понимаешь, дитя мое, – продолжал д’Артаньян, – она жена этого урода, которого ты видела у ворот, идя сюда.
– О, Боже мой! – сказала Кетти. – Вы напоминаете мне, как я его испугалась. Хоть бы он не узнал меня!
– Как не узнал? Так ты уже видела этого человека?
– Он приходил два раза к миледи.
– Вот что! Когда?
– Пятнадцать или восемнадцать дней тому назад.
– Именно так.
– И вчера вечером он был опять.
– И вчера вечером?
– Да, немного прежде вашего прихода.
– Любезный Атос, мы окружены шпионами! Ты думаешь, что он узнал тебя, Кетти?
– Я опустила вуаль, когда увидела его, но, может быть, было уже поздно.
– Спуститесь вниз, Атос, он к вам меньше недоверчив, нежели ко мне; посмотрите, стоит ли он еще у дверей.
Атос ушел и тотчас возвратился.
– Он ушел, и дом заперт, – сказал он.
– Он пошел донести, что все голуби теперь в голубятне.
– Так улетим же, – сказал Атос; – оставим здесь только Планше, он после все расскажет нам.
– Подожди одну минуту! Ведь мы послали за Арамисом.
– Правда, – сказал Атос, – дождемся Арамиса.
В это самое время Арамис вошел.
Ему рассказали, в чем было дело и представили, как необходимо было, чтобы он в кругу своих знатных знакомых нашел место для Кетти.
Арамис подумал немного и спросил, краснея:
– Действительно ли это будет одолжением для вас, д’Артаньян?
– Я буду вам за это благодарен во всю жизнь мою.
– Мадам де Боа-Траси просила меня приискать хорошую горничную для одной приятельницы ее в провинции и если вы, любезный д’Артаньян, можете ручаться за эту девушку…
– О! – сказала Кетти, – будьте уверены, что я буду совершенно предана той особе, которая дает мне возможность уехать из Парижа.
– Ну, так и прекрасно, – сказал Арамис.
Он сел к столу, написал записку, запечатал ее перстнем и отдал Кетти.
– Теперь, дитя мое, – сказал д’Артаньян, – ты знаешь, что нам здесь не лучше твоего. Так расстанемся же. Мы увидимся, когда обстоятельства поправятся.
– Когда бы мы ни встретились, и где бы то ни было, – сказала Кетти, – я всегда буду любить вас также как теперь.
– Клятва игрока, – сказал Атос, между тем как д’Артаньян провожал Кетти по лестнице.
Минуту спустя трое молодых людей расстались, назначив свидание в четыре часа у Атоса и оставив Планше охранять квартиру.
Арамис пошел домой, а Атос и д’Артаньян хлопотали о залоге сапфира.
Как предвидел гасконец, они без затруднения получили за перстень триста пистолей.
Притом жид сказал, что если они пожелают продать его, то он даст пятьсот пистолей, потому что из него можно сделать великолепные подвески к серьгам.
Атос и д’Артаньян тотчас отправились покупать мушкетерскую обмундировку, и, как знатоки дела, они употребили на это менее трех часов. Притом же Атос был вельможа в полном смысле слова. Когда вещи ему нравились, он платил требуемую цену, не торгуясь. Д’Артаньян делал ему на это замечание, но Атос, улыбаясь, клал руку ему на плечо, и д’Артаньян понимал, что торговаться прилично было ему – бедному гасконскому дворянину, но не такому человеку, который держал себя как князь.
Мушкетер нашел прекрасную андалузскую лошадь шести лет, черную как агат, горячую как огонь, с тонкими и красивыми ногами.
Он осмотрел ее и не нашел пороков. За нее просили тысячу ливров.
Может быть, ее уступили бы и дешевле, но между тем как д’Артаньян спорил с торговцем о цене, Атос отсчитывал уже сто пистолей.
Для Гримо была куплена пикардийская, коренастая и сильная лошадь за триста ливров.
Но когда купили седло и оружие для Гримо, но из полутораста пистолей Атоса не осталось ни одного су. Д’Артаньян предложил другу взять несколько из его доли, с тем, чтобы отдать ему этот долг со временем.
Но Атос вместо ответа только пожал плечами.
– Сколько давал жид за сапфир, чтобы купить его совсем? – спросил Атос.
– Пятьсот пистолей.
– То есть двумястами пистолей больше; сто пистолей для вас и сто для меня. Да это ведь клад, друг мой; пойдите к жиду.
– Как? Вы хотите…
– Да, этот перстень напоминал бы мне слишком много печального. Притом же мы никогда не будем в состоянии отдать ему триста пистолей, следовательно, мы напрасно потеряем две тысячи ливров. Ступайте, скажите ему, что перстень его, д’Артаньян, и приходите с двумястами пистолей.
– Подумайте, Атос.
– Наличные деньги дороги в настоящее время и надо принести эту жертву. Идите, д’Артаньян, идите. Гримо пойдет за вами с ружьем.
Через полчаса д’Артаньян без всяких приключений возвратился с двумя тысячами ливров.
Таким образом, Атос нашел у себя дома источники, на которые и не рассчитывал.
В четыре часа четверо друзей собрались у Атоса. Их заботы об обмундировке кончились и на каждом лице оставались только следы тайных беспокойств, потому что за настоящим счастьем всегда кроется опасение за будущее.