– Это справедливо, – сказал Ришелье. – Чего же вы желали бы?
– Я желала бы, чтобы вы вперед одобрили все, что я сочту полезным для блага Франции.
– Но прежде надо отыскать женщину, которая искала бы отомстить герцогу.
– Она найдется, – сказала миледи.
– Потом нужно найти фанатика, который бы послужил орудием правосудия Божия.
– Он найдется.
– Тогда можно будет получить одобрение, о котором вы сейчас говорили.
– Вы правы, – сказала миледи, – и я была виновата, когда полагала, что поручение, которым вы меня удостаиваете, не ограничивается тем, что вы мне сказали прежде, то есть объявить герцогу от вашего имени, что вам известны разные переодевания, посредством которых он достиг сближения с королевой, на балу у жены коннетабля; что вы имеете доказательства свидания в Лувре королевы с итальянским предсказателем, который был не кто иной, как герцог Бокингем; что вы приказали написать маленький интересный роман из приключения в Амьене, с планом сада, где оно происходило и портретами действующих лиц; что Монтегю в Бастилии; что пытка может принудить его сказать все, что он помнит и даже то, что он забыл; наконец, что у вас есть письмо госпожи де Шеврёз, найденное в квартире герцога, очень компрометирующее не только ту, которая писала его, но и ту, от чьего имени оно писано. Потом, если, несмотря на все это, он будет упорствовать, то, как мое поручение этим ограничивается, мне остается только молить Бога сделать какое-нибудь чудо для спасения Франции. Это все так, не правда ли? И тогда мне больше ничего не остается делать?
– Это так, – сухо сказал кардинал.
– Теперь, – сказала миледи, как будто не замечая перемены тона кардинала, – так как я уже получила все сведения, касающиеся до ваших врагов, позвольте мне сказать два слова о моих врагах.
– Разве у вас есть враги? – спросил Ришелье.
– Да, враги, против которых вы должны служить мне защитой, потому что я приобрела их на службе вашей.
– Кто же они? – спросил герцог.
– Во-первых, маленькая интриганка Бонасьё.
– Она в Минтской тюрьме.
– To есть, она была там, – сказала миледи, – но королева выпросила у короля приказ, по которому ее перевели в монастырь.
– В монастырь? – спросил герцог.
– Да, в монастырь.
– В какой?
– Я не знаю, это скрывают.
– Я узнаю!
– И вы скажете мне, в каком монастыре эта женщина?
– Почему же не сказать? – отвечал кардинал.
– Хорошо; но у меня есть еще враг, гораздо опаснее маленькой Бонасьё.
– Кто?
– Ее любовник.
– Как его зовут?
– О! Вы его знаете, – сказала миледи с гневом. – Это наш злой дух; это тот, который в схватке с вашими гвардейцами доставил победу королевским мушкетерам; тот, который нанес три удара шпагой де Варду, вашему лазутчику, и который был причиной неудачи дела с наконечниками; наконец, это тот, который, узнав, что я похитила у него госпожу Бонасьё, поклялся убить меня.
– А! – сказал кардинал. – Я знаю, о ком вы говорите.
– Я говорю о ненавистном д’Артаньяне.
– Он храбрый служака, – сказал кардинал.
– Потому-то он и опасен, что храбр.
– Нельзя ли достать, – сказал герцог, – доказательства сношений его с Бокингемом?
– Я вам представлю их десять.
– В таком случае это очень просто, представьте мне доказательства, и я посажу его в Бастилию.
– Хорошо, а потом?
– Кто попадет в Бастилию, для того потом не существует, – сказал глухим голосом кардинал. – Ах! – продолжал он, – если бы мне также легко было избавиться от своего врага, как избавить вас от ваших, и если б вы просили меня о милости для подобных людей!..
– Поменяемся, герцог: жизнь за жизнь, человека за человека; отдайте мне этого, я отдам вам другого, – сказала миледи.
– Я не знаю, что вы под этим разумеете, – сказал кардинал, – да и не хочу этого знать; но желаю угодить вам и не вижу никакого препятствия исполнить вашу просьбу в отношении этого слабого существа; тем больше, что д’Артаньян, по словам вашим, безбожник, дуэлист, изменник.
– Бесчестный!
– Дайте же мне бумаги, перо и чернил, – сказал кардинал.
– Извольте.
Наступила минута молчания, доказывавшая, что кардинал обдумывал выражения письма или уже писал его; Атос, не проронивший ни слова из разговора их, взял обоих товарищей за руки и отвел их на другой конец комнаты.
– Что тебе нужно и отчего ты не даешь нам дослушать конца разговора? – спросил Портос.
– Тише, – сказал вполголоса Атос. – Мы слышали все, что нам нужно; впрочем, я не мешаю вам слушать, но я должен уйти.
– Ты уходишь! – сказал Портос, – но если кардинал спросит тебя, что нам отвечать ему?
– Не дожидайтесь, пока он спросит меня; скажите ему сами, что я поехал вперед, потому что некоторые рассказы хозяина заставляют меня подозревать, что дорога небезопасна. Впрочем, я скажу два слова конюху кардинала. Остальное касается только меня, не беспокойся обо мне.
– Будьте осторожны, Атос! – сказал Арамис.
– Не беспокойтесь, – отвечал Атос. – Вы знаете, что я хладнокровен.
Портос и Арамис подошли снова к печной трубе.
Атос вышел, не скрываясь, отвязал свою лошадь, стоявшую у ставней, вместе с лошадьми его товарищей, несколькими словами убедил конюха в необходимости осмотреть дорогу для возвращения, осмотрел кремень пистолета, взял шпагу в руку и поехал по дороге в лагерь.
Как предвидел Атос, кардинал вскоре спустился с лестницы, отворил дверь в комнату, где были мушкетеры, и нашел Портоса и Арамиса за игрою в кости. Быстро осмотрел он все углы комнаты и заметил, что одного недоставало.