Атос вскочил со своего стула, как будто его подтолкнула пружина; с минуту он стоял молча и неподвижно, но затем, к великому изумлению своих друзей, произнес, качая головой:
– Господин Мордаунт, поединок между нами невозможен. Окажите кому-нибудь другому честь, которой вы удостоили меня.
Сказав это, он снова сел.
– А, – проговорил Мордаунт, – вот уже один струсил.
– Тысяча проклятий! – воскликнул д’Артаньян, бросаясь к молодому человеку. – Кто смеет говорить, что Атос трусит?
– Пусть говорит, д’Артаньян, оставьте его, – отвечал Атос с улыбкой, полной горечи и презрения.
– Это ваше решительное слово, Атос? – спросил гасконец.
– Бесповоротное.
– Хорошо, мы не будем настаивать. – И он продолжал, обращаясь к Мордаунту: – Вы слышали, сударь, граф де Ла Фер не желает оказать вам чести драться с вами. Выберите кого-нибудь из нас вместо него.
– Раз я не могу драться с ним, – ответил Мордаунт, – мне безразлично, с кем драться. Напишите ваши имена на билетиках, бросьте их в шляпу, а я вытяну наудачу.
– Вот это мысль! – согласился д’Артаньян.
– Действительно, это решает все споры, – присоединился к нему и Арамис.
– Как это просто, – заметил Портос, – а я вот не догадался.
– Согласен, согласен, – повторил д’Артаньян. – Арамис, напишите наши имена вашим красивым мелким почерком – тем самым, каким вы писали Мари Мишон, предупреждая ее, что матушка господина Мордаунта замышляет убить милорда Бекингэма.
Мордаунт снес новый удар не моргнув глазом. Он стоял, скрестив руки, и казался спокойным, насколько мог быть спокоен человек в его положении. Если это и не была храбрость, то, во всяком случае, гордость, очень напоминающая храбрость.
Арамис подошел к письменному столу Кромвеля, оторвал три куска бумаги одинаковой величины и написал на одном из них свое имя, а на двух других имена д’Артаньяна и Портоса. Все три записки он показал Мордаунту открытыми; но тот даже не взглянул на них и кивнул головой, как бы желая сказать, что он целиком полагается на него. Арамис свернул все три бумажки, бросил их в шляпу и протянул ее молодому человеку.
Мордаунт опустил руку в шляпу, вынул одну из трех бумажек и, не читая, бросил ее небрежно на стол.
– А, змееныш! – бормотал д’Артаньян. – Я бы охотно отдал все мои шансы на чин капитана мушкетеров, чтобы только ты вынул мое имя.
Арамис развернул бумажку, и, как ни старался он сохранить хладнокровие, голос его задрожал от ненависти и страстного желания сражаться первым.
– Д’Артаньян! – громко прочел он.
Д’Артаньян испустил радостный крик.
– Aгa! Есть, значит, правда на земле! – воскликнул он. – Затем обернулся к Мордаунту: – Надеюсь, сударь, вы ничего не имеете возразить против этого?
– Ничего, сударь, – отвечал Мордаунт; он, в свою очередь, вынул из ножен шпагу и согнул ее, уперев в носок сапога.
Как только д’Артаньян увидел, что желание его исполнилось и что добыча теперь не ускользнет от него, к нему вернулось все его спокойствие и хладнокровие и даже та медлительность, с какой он имел обыкновение делать приготовления к такому важному делу, как поединок. Он быстро снял с себя манжеты и пошаркал правой ногой по паркету, успев в то же время подметить, что Мордаунт вторично бросил вокруг себя тот странный взгляд, который д’Артаньян уже заметил раньше.
– Вы готовы, сударь? – спросил он наконец.
– Я жду вас, – отвечал Мордаунт, поднимая голову и окидывая д’Артаньяна взглядом, выражение которого передать невозможно.
– Ну так берегитесь, сударь, – проговорил гасконец, – потому что я довольно хорошо владею шпагой.
– Я тоже, – отвечал Мордаунт.
– Тем лучше: совесть моя спокойна. Защищайтесь!
– Одну минуту! – прервал его молодой человек. – Дайте слово, господа, что вы будете нападать на меня не все сразу, а по очереди.
– Да ты что, смеешься над нами, змееныш! – не выдержал Портос.
– Нет, я не смеюсь, но я хочу, чтобы и у меня, как только что сказал господин д’Артаньян, совесть была спокойна.
– Нет, тут что-то другое, – бормотал д’Артаньян, покачав головой и оглядываясь с некоторым беспокойством.
– Честное слово дворянина! – сказали в один голос Арамис и Портос.
– В таком случае, господа, – потребовал Мордаунт, – отойдите куда-нибудь в угол, как это сделал граф де Ла Фер, который хотя и не желает драться, но, кажется, знаком с правилами дуэлей. Очистите нам место, оно нам будет нужно.
– Хорошо, – сказал Арамис.
– Вот еще церемония! – заметил Портос.
– Отойдите, господа, – сказал д’Артаньян, – не следует давать господину Мордаунту ни малейшего повода поступить несогласно с правилами чести, так как я вижу, что он, – не могу, при всем уважении к противнику, не заметить, – настойчиво ищет такой повод.
Эта новая насмешка разбилась о бесстрастность Мордаунта.
Портос и Арамис отошли в угол, противоположный тому, где сидел Атос. Оба противника остались одни посреди комнаты, освещенной двумя лампами, стоявшими на письменном столе Кромвеля. Само собой разумеется, что углы комнаты тонули в полутьме.
– Начнем, сударь, – сказал д’Артаньян, – готовы ли вы наконец?
– Готов! – отвечал Мордаунт.
Оба противника одновременно сделали шаг вперед.
Д’Артаньян был слишком хорошим дуэлистом, чтобы «щупать» своего противника, как говорят фехтовальщики. Он нанес ему блестящий, сильный удар, Мордаунт парировал его.
– Ага! – воскликнул он, улыбаясь.
Д’Артаньян, не теряя ни минуты, продолжал нападать и нанес Мордаунту новый удар, прямой и быстрый, как молния.