Все приключения мушкетеров - Страница 166

166

– Да, милорд, – отвечал сконфуженный Фельтон.

– О какой же это милости? – спросил лорд Винтер.

– Она просила у меня нож, который обещала через минуту возвратить мне через дверную форточку, – отвечал Фельтон.

– Разве здесь спрятан кто-нибудь, кого эта милая особа хочет зарезать? – спросил лорд Винтер насмешливо и презрительно.

– Здесь я, – отвечала миледи.

– Я предоставил вам на выбор Америку и Тибюрн, сказал лорд Винтер, – выберите Тибюрн, миледи; поверьте мне, что веревка еще вернее ножа.

Фельтон побледнел и сделал шаг вперед, вспомнив, что когда он входил, миледи держала в руках веревку.

– Это правда, – сказала она, – я уже об этом думала; потом прибавила глухим голосом: – и еще подумаю.

Фельтон почувствовал дрожь во всем теле; вероятно, лорд Винтер заметил это.

– Не верь, друг мой, Джон, я положился на тебя, будь же осторожен, – я предупреждал тебя. Впрочем, будь спокоен, дитя мое, через три дня мы избавимся от этой твари, и там, куда я пошлю ее, она никому больше не будет вредить.

– Ты слышишь, – сказала миледи громко, так что барон думал, что она обращалась к небу, а Фельтон понял, что к нему.

Фельтон опустил голову и задумался.

Барон взял его под руку, и, поворотив назад голову, чтобы не терять из виду миледи, вышел вместе с Фельтоном.

– О, я сделала еще не такой большой успех, как полагала, – подумала миледи, когда дверь затворилась. – Глупый Винтер сделался как будто умнее; вот что значит желание мщения, как оно изменяет человека! Что же касается до Фельтона, то он еще колеблется. О, это не такой человек, как проклятый д’Артаньян. Пуританин обожает только целомудренных дев, и любовь его робка и покорна. Мушкетер любит женщин, и любит их не очень церемонно.

Миледи ожидала с нетерпением возвращения Фельтона; она была уверена, что увидится с ним в продолжение дня. Наконец, через час после описанной нами сцены, она услышала, что кто-то тихо разговаривал у дверей, потом дверь отворилась, и вошел Фельтон. Он быстро вошел в комнату, оставив за собою дверь отворенною и делая знаки миледи, чтоб она молчала; по лицу его видно было, что он очень встревожен.

Чего вы хотите? – спросила она.

– Послушайте, – тихо отвечал Фельтон, – я отослал часового, чтобы никто не знал, что я здесь, и чтобы не слыхали нашего разговора: барон сейчас рассказал мне ужасную историю.

Миледи улыбнулась как покорная жертва, и покачала головой.

– Или вы демон, – сказал Фельтон, – или барон, мой благодетель, мой отец, – чудовище. Я знаю вас только четыре дня, а его люблю уже два года, поэтому мне простительно колебаться между вами и им; не пугайтесь слов моих, я должен, наконец, узнать истину. Сегодня после полуночи я приду к вам, и вы расскажете мне все.

– Нет, Фельтон, нет, брат мой, – сказала она, – ваша жертва слишком велика; я понимаю, чего она вам стоит. Нет, я погибла, не губите же себя вместе со мной; смерть моя будет гораздо красноречивее моей жизни, и безмолвие трупа убедит вас лучше слов моих.

– Молчите, – сказал Фельтон, – и не говорите мне таких вещей; я пришел за тем, чтобы вы дали мне честное слово, чтобы вы поклялись мне всем, что для вас священно, что не будете посягать на свою жизнь.

– Я не хочу обещать, – сказала миледи, – потому что никто так не уважает клятвы, как я, а дав клятву, я должна исполнить ее.

– Обещайте мне, по крайней мере, подождать до тех пор, пока еще раз увидитесь со мной, – сказал Фельтон. – Если вы и после того не измените своего намерения, тогда вы свободны, и я сам дам вам оружие, которого вы просили.

– Хорошо; для вас я подожду, – сказала миледи.

– Поклянитесь.

– Клянусь. Довольны ли вы?

– Хорошо, – сказал Фельтон; – до свидания!

Он вышел из комнаты, запер дверь и ждал солдата, стоя с пикой в руке, как будто был за него на часах.

Когда солдат возвратился, Фельтон отдал ему пику.

Тогда через дверную форточку миледи увидела, как набожно Фельтон перекрестился и пошел по коридору с радостью на лице.

Миледи возвратилась на свое место с улыбкой дикого презрения.

– Боже мой! – подумала она, – какой же он безумный фанатик! он поможет мне отомстить за себя.

VIII. Пятый день плена

Таким образом, миледи уже почти торжествовала, и успех удвоил ее силы. До сих пор она без труда одерживала победы над людьми изящного придворного воспитания, легко поддававшимися соблазну; миледи была довольно красива, чтоб очаровывать, и довольно хитра, чтобы преодолевать препятствия со стороны рассудка.

Но на этот раз пришлось вступить в борьбу с натурою дикой, сосредоточенною, суровою до нечувствительности; вера и покаяние сделали Фельтона недоступным для обыкновенных обольщений. В этой восторженной голове бродили такие обширные планы, такие великие предположения, что в ней не оставалось места для любви, которая зарождается от праздности и усиливается от развращения. Миледи притворною добродетелью своей расположила в свою пользу этого человека, сильно предубежденного против нее, а красотою своей покорила сердце и чувства целомудренного и чистого пуританина.

Она узнала силу своих средств, до сих пор ей самой неизвестных, из опыта, сделанного над человеком самым упорным по своему характеру и религиозным по убеждениям.

Однако она в продолжение вечера неоднократно отчаивалась в судьбе своей; она не призывала Бога, но верила в гения зла, эту страшную силу, участвующую во всех случаях человеческой жизни.

Миледи, приготовляясь принять Фельтона, обдумала вперед план атаки. Она знала, что ей оставалось только два дня, и что как только приказ будет подписан Бокингемом (а Бокингем не затруднился бы подписать его, потому что в приказе имя было вымышленное, и он не мог узнать, что дело идет о ней), барон отправит ее немедленно; притом она знала, что женщины, осужденные в ссылку, не имеют столько средств к обольщению, как женщины, кажущиеся добродетельными, которых красота возвышается блестящими манерами большого света и знатностью происхождения.

166