Все приключения мушкетеров - Страница 178

178

Лапорт залился слезами.

– Патрик, – сказал герцог, – принеси мне ящик, в котором были бриллиантовые наконечники.

Патрик принес ящик и Лапорт узнал, что это тот самый, который прежде принадлежал королеве.

– Теперь принеси белый атласный мешочек, на котором вышит жемчугом вензель ее.

Патрик исполнил приказание.

– Возьмите, Лапорт, – сказал Бокингем, – вот все что я имел от нее: этот серебряный ящик и эти два письма. Отдайте их ее величеству и на память обо мне (он искал глазами какой-нибудь драгоценности)… отдайте еще….

Он посмотрел кругом, но отуманенные смертью глаза его встретили нож, выпавший из рук Фельтона и дымившийся еще кровью.

– Отдайте еще этот нож, сказал герцог, сжимая руку Лапорта.

Он мог положить мешочек в серебряный ящик, положил гуда же нож, показал Лапорту знаком, что не мог уже говорить; потом, не в состоянии, будучи превозмочь предсмертных конвульсий, упал с софы на пол.

Патрик громко вскрикнул.

Бокингем хотел улыбнуться в последний раз; но смерть остановила мысль его, следы которой остались на лице его как последний поцелуй любви.

В эту минуту вбежал запыхавшись доктор герцога; он был уже на адмиральском корабле, когда начали искать его.

Он подошел к герцогу, взял руку его, подержал в своих руках и опять опустил ее.

– Все бесполезно, – сказал он: – он уже умер.

– Умер, умер! – вскричал Патрик.

При этом восклицании толпа вошла в кабинет; все были в ужасном смущении.

Лорд Винтер, видя, что Бокингем умер, побежал к Фельтону, которого солдаты стерегли на террасе замка.

– Злодей! – сказал он Фельтону, – злодей, что ты сделал?

– Я отомстил за себя, – сказал он, со свойственным ему спокойствием и хладнокровием, которые возвратились ему по смерти Бокингема.

– Ты, – сказал барон, – скажи лучше, что ты служил орудием этой проклятой женщины; но, клянусь тебе, что это преступление ее будет последним.

– Я не знаю, что вы хотите этим сказать, – спокойно отвечал Фельтон: – и не понимаю, о ком вы говорите, милорд; я убил Бокингема за то, что он два раза отказал мне через вас в капитанском чине; я только наказал его за несправедливость.

Изумленный Винтер смотрел на людей, которые связывали Фельтона, и не знал, что думать о такой нечувствительности.

Одна только мысль беспокоила Фельтона. При каждом шуме наивному пуританину казалось, что он слышит шаги и голос миледи, готовой броситься в объятия его, обвинить себя и погибнуть вместе с ним.

Вдруг он вздрогнул, устремив глаза на море, которое с террасы далеко было видно, орлиным взором моряка он различил вдали парус шлюпки, направлявшейся к берегам Франции.

Он побледнел и приложил руку к сердцу, которое сильно билось; он понял измену миледи.

– Прошу у вас последней милости, милорд, – сказал он барону.

– Какой? – спросил Винтер.

– Скажите, который час?

Барон вынул свои часы.

– Без десяти минут девять, – сказал он.

Миледи уехала за полтора часа ранее назначенного срока; как только она услышала пушечный выстрел, возвестивший о роковом событии, тотчас приказала сняться с якоря.

Шлюпка ушла уже далеко от берега.

– Так Богу было угодно, – сказал он с покорностью фанатика, не сводя глаз с челнока, где, казалось ему, виден был еще белый признак той, за которую он пожертвовал жизнью.

Винтер следил за выражением его лица, заметил страдания его и все понял.

– Ты будешь сначала наказан один, несчастный, – сказал лорд Винтер Фельтону, не сводившему глаз с моря; но клянусь тебе; памятью брата моего, которого я так любил, что твоя сообщница не спасется.

Фельтон опустил голову, не сказав ни слова.

Винтер быстро спустился с лестницы и отправился к пристани.

XII. Во Франции

Получив известие о смерти Бокингема, Карл I, король английский, больше всего боялся, чтобы ла-рошельцы не упали духом при этой ужасной новости; поэтому он старался, как говорит Ришелье в своих записках, скрывать ее от них как можно дальше, приказав запереть все гавани королевства и тщательно наблюдая, чтобы ни один корабль не отплыл до тех пор, пока не отправится армия, которую снаряжал Бокингем. Заботу об ее отправлении он принял теперь на себя.

Строгость его в этом отношении простиралась до того, что в Англии были задержаны даже датский посланник, который уже готов был к отъезду, и голландский посланник, который должен был сопровождать в Флассинген индийские корабли, возвращенные Карлом I Голландии.

Но так как он отдал это приказание спустя пять часов после того как случилось это несчастие, то есть в два часа пополудни, то два корабля успели выйти из гаваней: один увез, как мы знаем, миледи, которая предвидела это событие и еще больше убедилась в своей догадке, увидев черный флаг на мачте адмиральского корабля. Что касается до другого, мы после скажем, кого он увез и как уехал.

В это время, впрочем, не случилось ничего нового в ла-рошельском лагере; только, король, скучая, как обыкновенно, и может быть еще больше в лагере, чем где-нибудь, решился ехать инкогнито на праздник Св. Людовика в Сен-Жермен и просил кардинала приготовить ему конвой только из двадцати мушкетеров. Кардинал, сочувствовавший иногда скуке короля, с большим удовольствием разрешил этот отпуск своему царственному помощнику; король обещал возвратиться к 15-му сентября.

Де Тревиль, предупрежденный кардиналом, собрался в путь, и хотя он не знал о причине, но знал о сильном желании и даже о настоятельной надобности своих друзей побывать в Париже, а потому, нечего и говорить, что он назначил их участвовать в конвое.

178